Розы в снегу

— Ну, что сегодня нового, господа?

За столом раздаются вздохи. Кэте доливает в горшок суп и хорошенько его размешивает, чтобы не только тому, кто зачерпнет первым, досталось мясо.

— Кто сегодня возьмет слово?

На этот раз неймется Иеронимусу Веллеру:

— Господин доктор, пожалуйста, объясните еще раз, почему вы (если добрые дела наши не ведут к спасению души) с такой горячностью оспариваете Агриколу[37], который говорит то же самое и даже больше: он утверждает, что о добрых делах наших не следует и проповедовать, ибо каждый человек грешен, спасены же мы не по заслугам нашим, а даром, по благодати Божией, по милости Его?

Кэте еле слышно вздыхает. К чему поднимать эту тему сегодня, в те самые минуты, когда всех ждет второе блюдо: чудесное жаркое из свинины? Сейчас все отложат ложки в сторону и с открытыми ртами будут внимать господину доктору, который опять примется терпеливо объяснять, почему добрые дела надобно делать, хотя к спасению души они и не ведут…

И ему, хозяину стола, достанутся лишь остатки, потому как он в пылу спора забывает о еде…

От невеселых мыслей Катарину отвлекает племянница Эльза — девочка возбужденно делает ей какие-то знаки. Кэте жестом подзывает ее к себе.

— Говорите же простым людям, как и я говорил сильным мира сего: исполняйте долг свой и делайте добрые дела на пользу ближнему своему, но не думайте, что Отец наш Небесный…

Лютер оседлал своего любимого конька и овладел вниманием окружающих. А Кэте тем временем слушает тихий шепот девочки:

— Пойдемте, пойдемте скорее, госпожа доктор, тете Лене плохо. Катарина поднимается по лестнице следом за девочкой — та не идет, а бежит по ступенькам. Когда-то и она так могла… Где твои резвые ноженьки, Кэте? У дверей комнаты тети Лены она останавливается и переводит дыхание.

Пожилая женщина сидит у окна на стуле с высокой спинкой. Голова откинута назад, у нее жар.

— Тетя Лена!

Злой кашель сотрясает высохшее тело больной.

— Надо позвать Августина! Беги, Эльза, скажи Вольфу! И господину доктору!

Кэте садится рядом с тетей и, со страхом вглядываясь в исхудавшее лицо женщины, тихо гладит ее по руке. Магдалена фон Бора с трудом поднимает веки:

— Кэте?

— Да, тетя Лена…

— Стоит ли плакать, дитя? Пришло мое время… Дай мне попить…

Ее дыхание прерывается. Кэте выбегает из комнаты и кричит до тех пор, пока ей не приносят кружку пива. Потом появляется врач. Он натирает мазью грудь больной и пожимает плечами. Магдалена хочет что-то сказать — и не может.

К тому времени, когда наконец приходит Лютер, в комнате Уже сгустились сумерки. После обеда за столом разгорелся спор о смысле десяти заповедей, и он забыл обо всем… Теперь он нерешительно топчется в дверях.

Больная стонет.

Лютер громким голосом обращается к ней:

— Тетя Лена, восход утренней звезды вы увидите уже в Царстве Божием! Что это будет за чудесное пробуждение!

Магдалена не отвечает.

Вновь отворяется дверь. В комнату входит молодая женщина в потертом бархатном платье.

— Сиятельнейшая княгиня требует к себе госпожу Лютер!

Катарина всплескивает руками. Конечно! После обеда нужно было зайти к больной жене курфюрста! Пожилая женщина отказывается есть, если рядом нет Кэте.

— Эльза, останься с тетей Леной и позови меня, если…

Элизабет фон Бранденбург обращает свое костистое иссушенное лицо к Катарине. Рядом с постелью стоит нетронутая еда. Длинные, унизанные перстнями пальцы перебирают край покрывала. Из уголков рта стекает слюна, Кэте вытирает ее платком.

— Она не притронулась к еде, — жалуется служанка. Кэте молча берет в руки ложку.

— Приподнимите ее! — приказывает она слугам. Княгиня позволяет приподнять себя. Безволие и безразличие написаны на ее лице. Кэте тихонько гладит ей руку.

— Ваше сиятельство, отведайте моего супчика! Как малого ребенка, кормит она пожилую женщину с ложки, дает ей хлеба, подносит к губам кубок с вином. Затем приказывает принести теплую воду и моет больную. После чего возвращается к тете Лене. Наступает ночь. Дом постепенно погружается в тишину. В саду и в темнеющем у реки лесу кричат ночные птицы. Тело больной то и дело сотрясают приступы кашля. Кэте держит тетю за руку, вытирает ей пот со лба и время от времени поит ее травяным настоем.

Перед самым рассветом обе женщины на короткое время засыпают.

Но вот петух торжественно возвестил о восходе солнца — Кэте испуганно вскакивает.

Тетя Лена лежит без движения. Она дышит тихо, но спокойно — кажется, боль отпустила ее. И вдруг, вздрогнув всем телом, вскакивает, как подброшенная: опять началось удушье.

Агония длится долго. Катарина зовет на помощь, но ее не слышат. Наконец умирающая откидывается на подушки. Мало-помалу ее лицо принимает спокойное выражение, дыхание становится прерывистым, а затем и вовсе исчезает…

Кэте молча смотрит на освещенное солнцем лицо покойной, потом встает и закрывает ей глаза.

— Requiem aeternam dona eis… Дай же им вечный покой, Господи, и свет вечный да осияет их…