И пока ее губы шептали слова старой полузабытой молитвы, привиделась Катарине такая картина: дверь, ведущая во внутренний сад монастыря Мариентрон, отворилась, и из нее вышла монахиня в белом одеянии и протянула Кэте кувшин с целебным настоем для больного ребенка.
— Тетя Лена!
Слезы оставляют на платье покойной крохотные пятнышки.
Пробуждается Черный монастырь, возобновляется обычная жизнь дома. Кэте оправляет платье и надевает на голову чепец. Слышно, как кричат дети.
Немного погодя прибывает гонец. Катарина видит из окна, как к нему направляется муж. В руках у Лютера исписанный лист. Кэте медленно спускается во двор.
— Тетя Лена умерла.
Лютер читает. Поднимает голову и смотрит на жену:
— Она на небе, с Отцом нашим Небесным. Я хотел бы, чтобы и мы уже были там.
И вновь погружается в чтение.
Кэте возвращается в дом. И плачет на кухне вместе с детьми, пока не входит Лютер.
— Надо покормить гонца.
— Откуда он?
— От княгини фон Анхальт. Она хочет навестить мать.
— Нет, господин доктор, нет! — Голос Кэте становится высоким и резким.
— Она пишет, что прибудет с небольшой свитой. Кэте, мы не можем обидеть княгиню.
— Это просто невозможно, господин доктор. В монастыре нет ни одной свободной комнаты. Где мы поместим княгиню? Может, в конюшне? А ее людей отправим в свинарник? Прикажете выкинуть вон студентов или ваши книги, господин доктор? Из жалости к старой княгине, а также потому, что она осталась верна новому учению, я приняла ее и ухаживаю за ней, как за собственной матерью. А теперь прикажете кормить еще и свиту ее дочери?
Да они носы воротят от моей стряпни — господское брюхо, по их разумению, нуждается в лучшей пище, чем та, которую едим мы и наши дети. А теперь и еще высокородная дама собственной персоной! Нет, господин доктор, я этого не допущу!
Пауль и Маргарете с плачем цепляются за юбку матери. Мартин залезает под стол. Лютер беспомощно стоит посреди кухни, оглядывается:
— А где же тетя Лена?
Наступает тишина. Кэте закрыла лицо ладонями, ее плечи вздрагивают от рыданий.
Лютер скатывает бумагу в свиток.
— Я напишу, что мы не можем их принять. Хватит плакать, Кэте! Дай посыльному кружку пива. Да перестань же! Этот вой просто невыносим.
Он прогоняет детей из кухни, гладит жену по плечам и затем тяжело поднимается в свой кабинет.
— На церковном кладбище, рядом с рынком, нет покоя усопшим, — говорит Лютер. Там больше шума, чем в приемной дворца.
Тетю Лену похоронили на новом кладбище за воротами Элстертор, недалеко от Элизабет.
Несколько дней спустя Катарина, держа маленькую Маргарете за руку, идет к свиному рынку. Домашний пес Телпель с лаем бежит рядом. Кэте задумалась и мало кого замечает. Неподалеку от церкви путь ей преграждает Барбара Кранах.
— Я вижу, госпожа доктор, вы зазнались!
— Барбара!
Супруга богатого художника, ставшего к тому же бургомистром, как всегда, одета роскошно. Две служанки несут за ней корзины с товарами. Но на лице гордячки Барбары Нет ни кровинки.
Кэте ставит корзину на землю и протягивает подруге руки.
— Как дела, Барбара?
Барбара властным жестом отсылает служанок домой.
— С тех пор как пришли известия из Болоньи… — она прижимает к лицу платок, — я не могу больше спать, Кэте. Все тот же сон… Я вижу его лежащим на соломе в каком-то убогом жилище. Мой сын! А мастер… По ночам он бродит по дому и зовет: «Ганс! Ганс!» — как будто можно этим призывом вернуть сына к жизни. Он в ссоре с Богом…
Маргарете и Телпель носятся вокруг женщин. Девочка хохочет, собака заливается лаем.
— Не кричи, Марушель, — одергивает дочку Кэте.
— Он не сможет смириться с тем, что у него отняли первенца…
— Я не отпущу моих сыновей, пусть хоть все они на меня ополчатся, — Кэте крепко хватает расшалившуюся дочку за руку.
— Ты не сможешь их удержать.
Зазвонили колокола к обеду.
Доверху нагруженная телега гремит рядом с женщинами. Телпель чуть не попал под колеса.
В этом шуме женщины молча расходятся.
Добравшись до огорода у свиного рынка, Кэте первым делом направилась к пруду. Карпы стали жирными.
— Смотри! — радуется Марушель.
Однако она говорит не о рыбе. В воде отражается ее смеющееся личико. Кэте склоняется над девочкой и крепко прижимает ее к себе. Мать и дочь нагибаются к воде.
За отражением ребенка появляется отражение стареющей женщины: сильное, волевое лицо, меж бровей — складки, глубокая борозда на подбородке, большие темные глаза, высокие брови. Концы завязанного на голове платка торчат в стороны. Маленькие волны проходят через ее улыбку и теряются в отраженном небе.
Кэте сидит в отапливаемой комнате у окна. Сквозь толстые стекла на ее руки падает слабый свет. Марушель осторожно проводит пальчиком по стеклу.
— Хорошо-о-о! — тянет она.
— Да, — улыбается Кэте, — хорошо и дорого. Твой отец скрепя сердце заплатил за стекло. Но теперь холодный ветер останется снаружи!
— И споет нам хороший год, — лепечет Марушель.
— Это называется Новый год, дитя мое. Но Рождество еще не скоро.
— Нет, скоро, мама! Грета сказала: «Скоро Рождество!»
Кэте рассматривает порванную курточку Мартина. Через какой забор надо перелезть, чтобы так ее разодрать?