Розыгрыш с летальным исходом

Меж тем праздник разгорался, как огромный буйный костер. Гулко и дробно застучали барабаны, сделанные из высушенных тыкв, засвистели какие-то дудки. В центр огненного круга вошли две красивые пары. Они встали рядом и, взявшись за руки, уставились друг другу в глаза. А из зарослей, двумя вереницами, выплыли танцоры. Они создали для влюбленных как бы фон, разместившись по внешнему кругу, ярко озаренные пламенем. И начали общий танец. Сперва он был довольно интересный, плавный и красивый, похожий на наши хороводы. Но, постепенно набирая ритм, становился все откровеннее и, я бы сказал, разнузданнее. Группа танцоров начала распадаться на парочки, которые уже не просто отплясывали, а демонстрировали откровенные позы в неистовой динамике. А две юные пары все так же недвижно стояли, держась за руки. Хотя было заметно, с каким трудом они сдерживаются, чтобы не включиться в общую вакханалию. Глаза их блестели, по обнаженным телам пробегала дрожь.

Понизовский вполголоса комментировал и разъяснял суть танца. Но я не слушал его, мое внимание надолго привлек великий вождь. Его пухлое полусонное лицо мне нравилось. В его глазах не было похотливого азарта, они были спокойны и внимательны. Мне они напоминали глаза художника, который объективно, в меру своего таланта, рассматривает только что написанную им картину. Или уверенного в себе режиссера на прогоне нового спектакля. Иногда он морщился, время от времени хмыкал, порой одобрительно пришлепывал громадной босой ступней.

Мне порой казалось, что он вдруг встанет, хлопнет в ладоши и басовито выкрикнет: «Стоп! Стоп! Эту мизансцену еще раз, пожалуйста. С начала!»

… – Это вроде такой… интермедии, что ли, – бубнил тем временем Понизовский. – Эти девушки и парни показывают, как развивались чувства влюбленных. Вот они встретились, но юноша ничего особенного в этой девушке сначала не увидел. Сердце его не дрогнуло. Но чем больше приглядывался он к ней, тем больше раскрывал в ней достоинств и, наконец, прозрел, сердце его затопила лавина страсти. Вернее, водопад.

На «сцене» как раз в это время девушки уже совсем распоясались. Лавина страсти. Водопад похоти.

Что ж, скоро и у нас, цивилизованных, так будет. Чтобы получше разглядеть свою суженую и затопить ее лавиной страсти, нужно, чтобы она встала на четвереньки и повыше задрала вертящуюся попу.

– Пасадо-бля! – с азартным презрением высказалась Яна, когда танец оборвался.

Вождь даже подпрыгнул и испуганно покосился на нее, словно понял смысл сказанного. А может, его просто напугала решительная интонация.

– Ну что вы, Яна Казимировна! Какой же это разврат. Они нас еще стесняются. А в прежние годы эти танцы развивались в такую групповуху под баньяном!..

– Да что вы! – изумился Нильс.

– Повально, – усмехнулся Понизовский, – всем населением. Даже старики и дети.

– Позвольте, – заинтересовался Нильс. – А что же делали старики?

– Учили детей.

– Как?!

– Своим примером.

Нильс призадумался.

Над островом высоко поднялась луна, непривычная – красная, кривая на один бок. С моря дохнул вечерний ветерок, взметнул пламя затухающего костра, бросил к луне быстро гаснущие искры.

Танцоры окружили молодых и увлекли их под сень баньяна, где, надо сказать, становилось все прохладнее.

Под аккомпанемент песен, ритмичных хлопков ладоней и топот ног их поставили перед Янкой на колени. Она не сплоховала: так рванула этот венок «но-вобрачия», что разорвала его не пополам, а на «мелкие дребезги» – алые цветы тропическим ливнем упали на покорно склоненные темноволосые головы.

Тут же из толпы вывернулась полуголая девчонка лет двенадцати, но вполне уже сформировавшаяся. Перед собой она держала какую-то птаху, сжав ее крылья. Птаха с доверчивым любопытством вертела головкой, не догадываясь о своей участи. В глазках ее поблескивали искорки отраженного пламени.

Но меня, честно говоря, беспокоила участь не этой голубки, а посаженной матери Янки. Потому что девчонка уже тянула к ней руки с зажатой в них жертвенной голубкой.

Янка встала, выпрямилась. Гордо подняла голову:

– Великий вождь! Великий народ Таку-Каку…

– Такутеа, – подсказал ей взволнованно Понизовский.

– А я что говорю? – окрысилась Яна. – Подставил меня и еще поправляешь! Великий народ… Та-ку… Как там дальше? Теа! Великая честь оказана мне. Но… Сами мы люди не местные. Вон там… – Она повернулась к морю, над которым висела кривобокая красная луна, и величественно простерла руку. – Там, на моем далеком острове, есть тубо.

– Табу, – поправил Понизовский трагическим шепотом.

– Не лезь, – оборвала его Яна. – Сама знаю… На моем острове есть табу…

При этих ее словах тревожный шелест пробежал меж аборигенами, а вождь Мату-Ити даже привстал в тревоге.

– Переводи дальше, – Янка толкнула коленом «толмача», сидящего у ее ног, который явно в чем-то