Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова

Для одних Есенин – защитник веры и чистой любви, чья душа радуется под покровом Божией Матери, а ноги хотят исходить всю Русь.

На плечах его котомка,
Стягловица в две тесьмы,
Он идет, поет негромко
Иорданские псалмы.

Для иных – безбожник и богохульник, бросающийся с кулаками на Небо, «выплевывающий причастие», проповедующий какую-то пьяную помесь хлыстовщины и ницшеанства.

Кто-то видит в Есенине поэта русской традиции, точно синтезирующего в себе десятки линий отечественного стиха – от Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Кольцова до Блока и Клюева. Отдельные лучи собираются в голове деревенского мальчишки-подчитчика и переплетаются в единый светлый луч, кажущийся таким естественным в своей простоте.

Задымился вечер, дремлет кот на брусе.
Кто-то помолился: «Господи Исусе».
Полыхают зори, курятся туманы,
Над резным окошком занавес багряный.

Для иных же он – самый дерзкий модернист, смелее и языкастее Маяковского, понятнее и четче Хлебникова.

Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.

Я три дня и три ночи искал ваш умёт,

Тучи с севера сыпались каменной грудой.
Слава ему! Пусть он даже не Пётр!
Чернь его любит за буйство и удаль.

Я три дня и три ночи блуждал по тропам,

В солонце рыл глазами удачу,
Ветер волосы мои, как солому, трепал
И цепами дождя обмолачивал.

По своей энергетике, нечеловеческому напряжению этот монолог, конечно, одна из вершин русской поэзии. Помню, как с давно уже умершей моей подругой – замечательным москвоведом Еленой Лебедевой – мы нарезали круги вокруг ГЗ МГУ и на два голоса декламировали:

Но озлобленное сердце никогда не заблудится,
Эту голову с шеи сшибить нелегко.
Оренбургская заря красношерстной верблюдицей
Рассветное роняла мне в рот молоко.

И холодное корявое вымя сквозь тьму

Прижимал я, как хлеб, к истощенным векам.
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.

Потом в написанной Леной книге «Москва великая» Есенин окажется одним из сквозных персонажей, он встречался то тут, то там, читал стихи, жил, работал, хулиганил, встречался с Айседорой Дункан, с которой лошадь заснувшего извозчика три раза обвезла его вокруг церкви св. Власия в Гагаринском переулке. «Повенчал! Повенчал!» – со смехом восклицал поэт. Упокоилась Лена на Ваганьковском. Недалеко от Есенина.

У одного лишь утверждения о рязанском самородке не будет никакой бинарной оппозиции. Есенин – поэт, влюбленный в Русь до умопомрачения. Пропитанный ею до каждой клеточки. Его патриотизм, русскость – это и естественное самоощущение, и осознанная идейная позиция. «Моя лирика жива одной большой любовью, любовью к родине. Чувство родины – основное в моем творчестве». «Я буду воспевать всем существом в поэте шестую часть земли с названьем кратким Русь».

Жить на Руси, жить Русью, принимать Русь в любых ее проявлениях – центральный нерв есенинской поэзии.

Радуясь, свирепствуя и мучась,
Хорошо живется на Руси.

Он богохульствовал, большевизанствовал, хулиганил, но никогда не сказал о Родине ни единого дурного слова. Напротив, наперекор русофобам, отождествляющим заграницу с раем, Есенин превозносит свою Русь и над раем, и над заграницей. Ощущение почвы для него естественно, как воздух, а русофобия местечковой интеллигенции представляется ему пошлой дрянью, высмеянной в «Стране негодяев» в лице «гражданина из Веймара» Чекистова.

Я ругаюсь и буду упорно
Проклинать вас хоть тысячи лет,
Потому что… Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы Божие…
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.

Есенин предвидел, что и столетие спустя «туалетный» дискурс останется умственным потолком для креативного класса, состоящего из потомственных Чекистовых.