Ртуть

Из Тулузы мы держим путь в предместье Каркассонна и расположенный там древний якобинский монастырь, принадлежащий ордену святого Якова. Его монахи славятся своим искусством пения. И в том, что их слава заслужена, мы убеждаемся сразу, как только заходим в обитель и слышим чудесные, неземные звуки, разносящиеся из часовни. «Я уже на небесах? Так, верно, звучит божественная музыка?» – спрашиваю я аббата. Тот улыбается и отводит меня в келью, где меня ждет на удивление удобная постель. А поутру мы незаметно пробираемся в защищенный крепостными стенами Каркассонн, чтобы встретиться там с одним из моих самых верных и надежных людей. Он снабжает нас деньгами, которые нам, несомненно, понадобятся вскоре для подкупов.

И именно в Каркассонне нас едва не хватают: до города дошли слухи о том, что люди короля преследуют отряд всадников, и почему-то в нас признали тех, кого искали преследователи. Нас застают в церкви. Мое сердце заходится в бешеном стуке, но мой знакомый не теряется и, быстро вытолкнув нас в боковую дверь, заставляет ее деревянными скамьями. Уносясь прочь, мы слышим разъяренные крики королевских солдат, пытающихся проникнуть внутрь. Если бы не сообразительность и сноровка монахов, заставивших главный вход в церковь еще более тяжелыми скамьями, сбежать бы нам не удалось. Я благодарю Господа, что Он позволил мне снова спастись, вверив меня таким самоотверженным людям. Но осознание того, что королевское наказание их не минует, омрачает мне радость спасения.

К великому облегчению, столь нужное нам убежище мы находим в одной доминиканской обители неподалеку от Каркассонна. Мы перегруппировываемся и мчимся в Нарбонну, где нас поджидают мои люди. От наших агентов мы узнаем в подробностях о продвижении королевских солдат и пытаемся пустить их по ложному следу, изменив наш маршрут. Чтобы сбить их с толку, мы едем сначала на восток, а потом резко поворачиваем на запад. Но нашим преследователям довольно быстро удается снова напасть на наш след. Я вижу тревогу на лицах друзей и понимаю: враг настигает нас.

Я прошу прибежища в знаменитой цистерцианской обители Фонфруад, крупнейшем аббатстве Франции в нескольких километрах от Нарбонны. В прошлом я оказал одну немаловажную услугу его настоятелю.

– Друг мой, – говорит мне аббат. – Я никогда не забуду той доброты, которую вы выказали мне лет двадцать назад, избавив от отчаянной нужды мое семейство. Я никогда не переставал молиться о вас и надеяться, что рано или поздно смогу отблагодарить вас за щедрость и великодушие.

Аббат обнимает меня. Как хорошо, что он ничего не забыл. А то я уже почти разуверился в том, что доброта вознаграждается. Аббат дает нам свежих лошадей и еду.

– Я обязан вам гораздо большим, но утешаюсь тем, что могу оказать вам хотя бы эту малую помощь, – с этими словами он благословляет меня.

Теперь мы больше нигде не рискуем останавливаться. Солдаты близко. Я настолько устал, что даже не понимаю, что сейчас – день или ночь, и знаю только одно: я не могу позволить себе отдых. Нам нельзя останавливаться.

– Привяжите меня снова к седлу, как вначале. Нам нужно поспешать и скакать даже ночью, – кричу я друзьям.

То, что король преисполнен решимости схватить меня и снова заковать в кандалы, не вызывает сомнений. Об этом твердят все наши осведомители. Наконец мы добираемся до той части Франции, в которой у меня имеются надежные связи, но напряжение не ослабевает.

Мы находимся в Лангедоке. Как же это счастье – оказаться, наконец, недалеко от Монпелье! Когда помощники отвязывают меня от седла, я мешком падаю им на руки – мои ноги отказываются идти. Друзья приносят меня на ночлег в аббатство Сен-Феликс. Монахи бережно омывают меня и кормят жидким мясным супом с овощами и крупой. С тех пор, как нас чуть не поймали в Каркассонне, мое сердце не перестает бешено колотиться, и я вздрагиваю при каждой тени. Как бесшумно передвигаются монахи в своих сандалиях. Но я все равно подпрыгиваю при малейшем звуке, даже при еле слышимом дребезжании четок. Нас снова предупреждают об опасной близости королевских солдат, но ехать дальше, в ночь, я уже не могу.

Я почти что на своей родной земле и хорошо знаю этот район. Но я не решаюсь направиться в свой большой дом в Монпелье, так как допускаю, что он конфискован. Самая опасная местность все еще лежит впереди.

От наших разведчиков мы узнаем, что королевские глашатаи посулили каждой деревне Лангедока большое вознаграждение за мою поимку. Я чувствую себя затравленным оленем, который, спасаясь от преследующих его псов, заплывает на самую середину озера, считая ее безопасной. Но тут всплывают гончие и быстро загоняют его к охотникам на расправу. «Неужели и меня постигнет такая же участь?» – думаю я, засыпая.

Я поддерживал связь с моими бывшими работниками в Монпелье, и их самозабвенными усилиями и как нельзя вовремя мы снова оказываемся спасены! Наверное, я все же был для этих людей хорошим хозяином. Иначе стали бы они мне помогать, рискуя навлечь на себя гнев самого короля?