Ртуть

На следующее утро Эверлейн принесла завтрак из свежих фруктов и йогурта — иноземных деликатесов, которых я никогда раньше не пробовала. Она сидела рядом и ела со мной, подавленная и молчаливая. Мне хотелось спросить ее о том, что она сказала вчера в коридоре. Она назвала Кингфишера своим братом, но не так, как Кингфишер и Ренфис называли друг друга братьями, как воины, сражавшиеся бок о бок. Она сказала это в более буквальном смысле, как будто у них с этим злобным ублюдком была общая кровь.

Но я не стала поднимать эту тему. Я сделала выбор, решив пойти с Кингфишером в кузницу, а не бежать за ней, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и, судя по тому, как Эверлейн возмущенно фыркала, отправляя в рот ложку с йогуртом, я задела ее чувства.

Она заставила меня надеть еще одно платье с пышной юбкой — на этот раз мерцающего фиолетового цвета — и собрала волосы, заплетя толстые косы таким образом, чтобы они спускались по центру моей спины.

Когда пришло время покинуть мою комнату, она разгладила руками прекрасное платье цвета слоновой кости, которое было на ней, затем стала возиться с кружевными манжетами на запястьях, отказываясь смотреть на меня.

— Если хочешь, пойдем со мной в библиотеку, мы с Русариусом вчера собрали всю имеющуюся у нас информацию об алхимиках и их процессах. Там не так много, но я считаю, что это стоит прочитать…

— Я определенно хочу присоединиться к вам, — сказала я. — Мне жаль, что я не пошла вчера. Я знаю, как сильно вы стараетесь мне помочь, и я действительно хочу все узнать. — Как выбраться отсюда к чертям собачьим. Как найти дорогу домой. Когда я предложила ей руку, она натянуто улыбнулась и приняла ее. Похоже, именно столько времени понадобилось Эверлейн де Барра, чтобы простить обиду.

В библиотеке Русариус был в бешенстве.

— Ренфис, пожалуйста! Это не столовая! Здесь хранятся ценные произведения искусства, и… да вы только посмотрите! Посмотрите на весь этот жир!

Я почувствовала проблему Русариуса раньше, чем увидела ее. В воздухе витал запах чего-то мясного и дымного, аромат был настолько аппетитным, что мой желудок громко заурчал. Что это было? Пахло божественно.

— Боги, Фишер, — пробормотала Эверлейн, увидев, чем он занят.

Мужчина сидел во главе длинного стола, перед ним на полированном дереве стояла тарелка. Он наколол на вилку кусок неизвестного мяса и отправил его в рот.

Ренфис прислонился к стене у дальнего окна, сложив руки на груди, и наблюдал за происходящим с видом покорности судьбе.

— Прости, Русариус. Не знаю, как, по-твоему, я могу на это повлиять. В тот день, когда мне удастся заставить Кингфишера сделать хоть что-нибудь, Коркоран вернется.

— Ну, хотя бы не надо богохульствовать! — проворчал старый библиотекарь.

— А куда, собственно, делись ваши боги? — прошептала я Эверлейн. Раньше я была слишком ошеломлена, чтобы спрашивать.

— Они отправились в паломничество за тысячи… ррр! В другой раз. Мне лучше конфисковать эту еду, пока у Русариуса не взорвалась голова.

Кингфишер сосредоточился на своем завтраке. Он не проронил ни слова, когда Эверлейн подошла и встала рядом с ним. Он просто зарычал.

— И ты еще удивляешься, почему Беликон называет тебя псом, — сказала она.

Это привлекло внимание Кингфишера. Он медленно поднял голову, в его правом глазу ярко вспыхнуло серебро, когда он бросил на девушку злобный взгляд.

— Я не удивляюсь. Я знаю, почему он меня так называет.

— Это из-за его глубокой преданности короне, — сказал Ренфис, сдерживая улыбку.

Глаза Кингфишера вспыхнули, среди зелени сверкала ртуть. Он оскалил зубы, глядя на сестру.

— Это потому, что я кусаюсь. — Его суровое выражение лица могло бы заставить взрослых мужчин поджать хвост и в страхе убежать прочь, но Эверлейн вскинула бровь и просто ждала.

Мужчина снова был одет в черное. Этим утром он был полностью облачен в доспехи. На его нагрудной пластине из черной кожи, украшенной гравировкой, был изображен герб, состоящий из скрещенных мечей, обвитых лозами, на фоне силуэта вставшего на дыбы жеребца. На шее у него была та же самая пектораль — блестящее полированное серебро с выгравированным на металле рычащим волком. Его густые темные волосы спускались волнами и почти вились, но не доходили до широких плеч. Когда я осознала, как пристально изучаю кончики его заостренных ушей, торчащие из-под волос, я быстро подняла глаза к стеклянному потолку, прочистила горло и сделала вид, что рассматриваю небо.

— Дай мне тарелку. — Тон Эверлейн не допускал никаких возражений.

— Конечно. — Кингфишер отложил вилку, поднял тарелку и протянул ее Эверлейн. Она взяла ее. — Непременно, — сказал он. — Положи мою еду на землю, снаружи, у конюшни. Сейчас я пойду поем с другими собаками.

Плечи Эверлейн поникли.

— Фишер.