Руанда: принять примирение. Жить в мире и умереть счастливым

То, что я обнаружил в присяге, обязательной для каждого нового члена РПФ, лишило меня голоса. Вот точное содержание торжественного заявления, которое нужно сделать публично в присутствии других членов партии:

«На этом неоспоримом этапе, который я переступаю, я…» «После усвоения, понимания и осознавая, что присягаю РПФ, я даю присягу и клянусь «с риском для жизни» в том, что…

1. Усваиваю, понимаю и осознаю своё чувство причастности к партии вместе с другими членами;

2. Сохраняю и защищаю партию в борьбе против «врагов страны» везде, где бы они ни были, и всеми способами;

3. Исполняю без обсуждения все приказы партии РПФ сейчас и в будущем;

4. Я готов понести кару, как все преступники, если я когда-нибудь нарушу приказ партии, как если бы я был предателем всех руандийцев.

Если вы не знаете руандийских реалий, то, читая второй пункт обязательной присяги, где говорится о «борьбе против врагов страны», вы можете решить, что какие-то вооруженные силы угрожают стране, а РПФ – это разновидность национальной армии, всегда готовой защитить нацию.

Но это не так. Чтобы понять, что хочет сказать РПФ, говоря о «врагах страны», достаточно взглянуть на тех, с кем они воюют. На самом деле, это происходит с теми людьми, кто не согласен с их политикой. Желание управлять страной при помощи одной идеи, которая будет идеей РПФ, подтверждается последней фразой присяги. Попытка нарушить закон РПФ – это предательство страны. Другими словами, РПФ призывает всех своих последователей считать всех несогласных с их политикой врагами страны, с которыми нужно воевать. Итак, для РПФ оппозиционер – это не политический противник, а враг.

«Ndi umunyarwanda» – очень вредная для дела

национального примирения политическая программа,

которая сваливает всех хуту в одну кучу. Пропагандируя ее,

РПФ разжигает межнациональную ненависть.

Эдуар Бампорики, мой друг-поэт, в 2011 году сказал мне, что он тоже хотел бы встретиться с Кагаме, т. к. он впечатляющая личность. Когда он читал свои стихи на моих концертах, его мысль была ясна: юный хуту, который участвовал в убийствах беженцев тутси в Больнице Кибогора во время геноцида, он свидетельствовал об ужасах, которые видел собственными глазами, и он признавался, что хоть он не тутси, но эти трагические события его глубоко потрясли. Он призывал хуту, в том числе и свою семью, участвовавшую в геноциде, покаяться и сказать правду о том, что произошло. Я считал его свидетельство важным, оно подтверждалось моим свидетельством, которое говорило, что есть те, кто простил и кто готов снова жить с нашими братьями и сестрами хуту, но только в правде. Однако, ход мысли Бампорики постепенно изменился.

После своих стихов мой коллега импровизировал и рассказывал о своей жизни. В выступлении он делал вывод из своих свидетельств, а я заметил некоторые детали, которые мне не понравились. Он говорил, например, что все юные хуту должны стыдиться того, что сделали их родители, их дедушки и их прадедушки. Он считал, что молодёжь хуту нашего поколения должна просить прощения за преступления, совершенные их предками во имя народа хуту.

С этим я не был согласен, это противоречило тому посланию, которое я пытался донести до Бландин и моих бывших одноклассников. С моей точки зрения, не должно быть связи между детьми и преступлениями, совершенными их родителями. Я пытался объяснить это Бампорики, но он не понял меня, и потому я больше не приглашал его на свои мероприятия. Впоследствии, поняв, что Министерство культуры финансирует мой фонд, моего коллегу обуяла зависть, и он стал моим врагом. Он начал против меня компанию с целью опорочить в глазах друзей, а впоследствии обвинил меня в отрицании геноцида.

Но на концертах и мероприятиях, которые я организовал, поэт Бампорики сделал себе имя. Хуту, который выступал политически правильно, привлекал мало-помалу всё больше политиков.