Рубаи

Блестящие по форме переводы Тхоржевского имели огромный читательский успех, многократно публиковались в сборниках, антологиях, цитировались в исследованиях. Полностью весь парижский сборник переиздан в приложении к книге Г. Гулиа «Сказание об Омаре Хайяме», вышедшей в свет в 1975 г. (см.: Библиография, II, № 69). Писатель Вл. Солоухин заметил в статье «Как мы переводим», что читающий переводы Тхоржевского получает истинное удовольствие от четверостиший Омара Хайяма, они так легко звучат, сразу запоминаются, что «это стоит сухой и скрупулезной точности» (здесь же, впрочем, оговаривается, что неплохо рядом иметь и точный академический перевод).

В начале тридцатых годов появилась еще одна интересующая нас публикация. Этнограф и фольклорист А. Е. Грузинский напечатал в книге «Памяти П. Н. Сакулина» (см.: Библиография, II, № 16) подборку из тридцати одного стихотворения с заглавием «Из четверостиший Омара Хайяма (XI–XII вв.)». Грузинский достиг заметного успеха в создании энергичных и выразительных русских четверостиший, некоторые из них тождественны рубаи и по расположению рифмующих строк (хотя в большей части переводов рифма перекрестная, парная и опоясывающая). Сличение с подлинным текстом показывает точность этих переводов, однако лаконичность русских стихов в ряде случаев достигается опущением некоторых художественных деталей, что упрощает поэзию Хайяма. Покажем это на одном примере. Перевод Грузинского (ср. № 529):

Вновь плачет облако на бархат луга…
Трава нас веселит, но — боже мой! —
Кого та зелень усладит собой,
Что вырастет из нас? — Вина, подруга!

Подлинник:

Набежало облако и вновь пролило влагу над лужайкой, —
Нельзя проводить время без вина цвета розы.
Сегодня мы любуемся этой зеленой травой, —
Кто-то будет любоваться травой, что прорастет из нашего праха?

Середина тридцатых годов ознаменовалась новой мощной волной интереса к творчеству Омара Хайяма. В эти годы появились крупные и значительные публикации художественных переводов Хайяма, выполненные Л. С. Некорой, С. Кашеваровым, О. Румером.

Л. С. Некора знал язык классической персидско-таджикской поэзии. Он работал над Хайямом по тексту одной из старых рукописей хайямовских рубаи (1460 года), хранящейся в Библиотеке Бодлеаны в Оксфорде. Переводя рубаи русскими четверостишиями, Некора придал им один стихотворный размер — восьмистопный ямб, с цезурой посредине, воспроизводя схему рифмовки рубаи и следуя хайямовской логике поэтического высказывания.

Переводы Некоры отличает высокая степень точности. В упрек автору переводов можно поставить только некоторую растянутость строк, из-за цезуры русские четверостишия воспринимаются при чтении как восьмистишия, и Хайям утрачивает столь показательную для него экспрессивность стиха.

Несколько переводов Некора опубликовал в 1924 году (см.: Библиография, II, № 15). В 1935 году они вошли в книгу «Восток», где были напечатаны уже 144 четверостишия Хайяма, переводчик подписал эту публикацию только инициалами — «Л. Н.» (см.: Библиография, II, № 17).

Надежные переводы Некоры, созданные на основе филологической работы, сохраняют свое значение до сих пор, авторы исследований по персидско-таджикской литературе часто цитируют их.

Также с подлинным текстом, по изданиям А. Кристенсена, Е. Винфельда, Ж. Никола, работал при переводе Хайяма С. Кашеваров. В 1935 году он напечатал в журнале «Литературный Узбекистан» большой цикл хайямовских рубаи — 122 четверостишия. Кашеваров неукоснительно следовал в стихотворных переводах принципу строгой, подстрочной дословности. Переводы Кашеварова верно излагают содержание подлинника, однако, заметно страдая буквализмом, малохудожественны как зарифмованный подстрочник (см.: Библиография, II, № 18).

Счастливым событием в истории освоения Хайяма в русской поэтической культуре стала переводческая деятельность О. Румера. Он дал в переводах самое большое к тому времени собрание хайямовских рубаи — триста стихотворений, опубликовав их в 1938 году в виде отдельного сборника, с содержательной вступительной статьей (см.: Библиография, II, № 20). Выполнены они были также по подлинному тексту (по-видимому, по изданию Никола, так как в некоторые переводы вкрались те же неточности, что встречаются в парижском издании).

Румеру ближе, чем другим русским поэтам-переводчикам, пробовавшим свои силы в освоении Хайяма, удалось подойти к решению сложной проблемы идейно-художественной адекватности.