Рубежи свободы

Фильм «Высота» (из будущего) товарищу Сталину понравился, и он распорядился его переснять еще в сорок пятом – но результатом остался недоволен. Поскольку кино как вид искусства еще Владимир Ильич Ленин высоко оценил[21]

, то Иосиф Виссарионович лично дает добро на выпуск каждого фильма из иных времен. Редко что-то выходит на экран в подлинном виде – тут и технические проблемы с ноута на пленку перевести, и иные, как залегендировать неизвестные имена и лица артистов. Потому обычно «по сюжету и сценарию» понравившегося фильма снимается его ремейк, как бы сказали в будущем, с разной степенью близости к оригиналу. Например, «Карнавальную ночь» сделали один к одному, с Ильинским в роли Огурцова, и песня про пять минут, и даже платье у героини такое же. «А зори здесь тихие» – прибавили боевых умений и старшине Васкову, и кому-то из девчат, там финальный бой в избушке идет с бросанием ножей и приемами русбоя (Юра Смоленцев в консультантах – а Лючия огорчалась, что в актрисы не попала, она тогда в декрете была). «Белое солнце пустыни» – добавили английского майора-советника в банде Абдуллы, а еще долго спорили, не оставить ли Верещагина живым? Решили все же сделать как было – чтоб показать, нельзя в такой войне быть самому по себе, в стороне стоя. Хотя чисто по-человечески героя жаль. Ну, и слышала, что «Иван Васильевич меняет профессию» Сталин одобрил, но никому не удалось увязать оригинальный текст и сюжет пьесы Булгакова с гениальными придумками Гайдая, а без них совсем не то. А мнение Вождя (как последнее решающее слово) – чем снять плохо, лучше не снимать вообще! Так как упустили мы в той исторической реальности духовное формирование человека-коммунара. Ведь если бы людям в массе было бы не все равно – никакая бюрократия предать не посмела бы! Да и нет у нас «голубой крови», не сложилась пока – руководители в одном котле варятся со всеми. И надо нам, чтобы искусство воспитывало – формировало общественное сознание. А уж коммерческий успех тут вовсе не главное – его лишь как индикатор можно рассматривать, и не больше. И далеко не факт, что самое продаваемое – это лучшее, известно ведь, что вниз падать и морально разлагаться может быть приятнее, чем себя развивать! Но и за руку вести прямым морализаторством тоже нельзя – может вызвать эффект обратный. Вот не знаю про эффект двадцать пятого кадра – у нас к этому поначалу отнеслись предельно серьезно, опыты проводили… и не подтвердился эффект! А вот то, что показывается мимолетно, как само собой разумеющееся – нередко общепризнанную норму и формирует.

– В целом хорошие фильмы снимали потомки, – заметил тогда Пономаренко, – но обратите внимание, чем заняты герои. Начиная где-то с семидесятых годов резко возросла бытовая тема, а вот труд, работа практически исчезли! И не надо говорить, что неинтересно про «процент выполнения плана», американец Хейли умел писать отличные производственные романы, как назвали бы у нас «Аэропорт» или «Отель», а мы разучились? Это показатель, что в обществе пошло что-то не так! Когда труд на общее благо стал неинтересен, превратившись в повинность, халтуру. Есть мнение, что нашему советскому зрителю нужен хороший фильм на производственную тему.

«Есть мнение» – это характерная фраза товарища Сталина. Как и манера начинать разговор как бы издали, давая настрой. Первая «Высота», сорок пятого года (которую зритель так и не увидел) была в целом на уровне оригинала, добротной картиной – но нам, с учетом сверхзадачи, требовался если не шедевр, то уж «углубить-усилить» обязательно! А кто лучше справится, чем тот, кто в иной истории делал? Александр Зархи (сам он, ясно, о том не знает) известен пока по довоенным еще фильмам «Депутат Балтики» и «Горячие денечки». Актеры – частью те же, но на несколько лет моложе, как, например, Рыбников, пока еще студент ВГИКа (Пасечник), или Карнович-Валуа, уже артист театра Ленкома (Токмаков). В романе Воробьева, по которому снят фильм, действие происходит на Урале – по сценарию все перенесено в Донбасс, прямо не названо, но легко узнать и по характерному степному пейзажу из окна вагона, и по тому, что восстанавливают «что фашист разрушил». Вспоминают, какой город, какой завод тут были до войны – и говорят «а вот еще краше сделаем!». В оригинале над героями почти не висела недавняя война, лишь Токмаков упомянул, что ротой командовал – в новой же версии в кадре появляются то памятник героям в парке (мимо которого идут Катя с Пасечником), то орденские ленточки на пиджаке Берестова-старшего, то названия улиц, то просто пара слов в беседе или воспоминания «а как было до сорок первого». Детали, на первый взгляд, никак не акцентирующие на себе внимания – но просто присутствующие как данность. Вроде портрета Сталина, показанного мельком на стене. Или разговора о снижении цен. Или слов «да що я тебе Петлюра или Бандера какой – все мы советские, а уж после русские или украинцы».