Доктор кивает кому-то в сторону.
– Начали!
И я проваливаюсь в вязкую бесцветную тьму.
Страница последняя. Я лежу на койке и по некоторым малоуловимым признакам понимаю, что койка эта отнюдь не из моего дома. Слегка прихватывает левую руку. Выволакиваю ее из-под одеяла и внимательно рассматриваю. Рука как рука. Пытаюсь понять, где я и как сюда попал. Тщетно.
Открывается дверь. Вваливается знакомый, длинный и черный. Анри Гиборьян, псевдоним Одиссей. На голове дурацкий серебристый шлем.
– Привет!
– Привет! – отвечаю.
– Ты помнишь себя?
– Конечно! – говорю. – Жюль Карне, псевдоним Телемак. Диггер ЮНДО. Давний приятель одной дубины по прозвищу Одиссей.
– Прекрасно! – Одиссей сияет. – Рад за тебя!
– Что у тебя на голове?
– Украшение… Как себя чувствуешь?
– Нормально. А что со мной было?
– Плохо с тобой было. Отделали тебя и отделали так, что еле по кусочкам собрали.
Я снова вытаскиваю из-под одеяла саднящую левую руку.
– Вот-вот, – говорит Одиссей. – Руку нашли позже всего остального.
– Кто это меня? – спрашиваю.
– Кабы знать!
– А где я?
– В нашей клинике, в Швейцарии.
– У Бакстера?
– У него, родимого. Он тебя и собрал. Так что можешь считать его вторым отцом.
– Бакстер свое дело знает, – говорю я удовлетворенно. – А что это у тебя за шлем на башке? В космонавты собрался?
– В космонавты собираться предстоит тебе. Но об этом несколько позже, когда совсем выкарабкаешься. Скажу только, что отныне ты – Жюль Карне, псевдоним Ридер.
– Сероват псевдоним-то! Раньше был красивее…
– Зато полностью соответствует действительности.
Одиссей дружески треплет меня по плечу и, кивнув на прощанье, выкатывается из палаты. Я в изнеможении откидываюсь на подушку и тут же отключаюсь.
Глава четвертая
АНРИ ГИБОРЬЯН, СЕКРЕТНИК (ПСЕВДОНИМ «ОДИССЕЙ»)
В руководстве ЮНДО я оказался не сразу. В самом начале, вскоре после заключения Договора, проститутка судьба мне мило улыбнулась. В отличие от десятков тысяч офицеров французской армии, уволенных вчистую, меня направили во вновь создаваемую спецчасть, призванную способствовать Великому Процессу Разоружения. Сами понимаете, отношение к Договору изначально было неоднозначным: очень многим не слишком-то улыбалось превращаться из доблестных вояк в мирных обывателей. Спецчасти помогали этаким колеблющимся сделать решительный шаг… Впрочем, инциденты случались довольно редко. В обществе царила самая настоящая эйфория, и немалая часть увольняемых находилась под ее гипнозом. Непросто, знаете ли, переть против всего человечества.
Вот и сохранить бы эту атмосферу надолго!.. Увы, нормальное общество не способно все время жить в состоянии опьянения. Рано или поздно наступает пора похмелья, и тогда… Ведь в отличие от алкоголиков общество похмеляется человеческой кровью…
Да еще и ошибок наворотили целый Эверест. И первой стало, по-моему, решение возложить юридическую ответственность за процесс на специально созданную организацию – ЮНДО. Правительства разных стран явно стремились отойти в сторону, переложив всю тяжесть проблемы на плечи самих военных: вы, мол, все это строили – вам, парни, и разрушать! Вон вы у нас какие герои!.. Даже президенты России и Америки – застрельщики процесса, – скрепив Договор своими подписями, умыли руки. Мавр, мол, сделал свое дело – мавр может уходить!.. Уйти-то и впрямь пришлось – избиратели заставили, ну да было уже поздно. К тому времени обратная связь ЮНДО с общественными организациями, которые могли бы вносить коррективы в пути и темпы развития процесса, была утеряна. Кроме того, лидеры многих стран так называемого «третьего» мира и вовсе не желали настоящего разоружения. Их идеалом было исключительно разоружение соседей, и они были не прочь сыграть на ошибках, которые совершили другие… Так и пошло дело вразнос!
Теперь-то понятно становится, что разоружение, повидимому, процесс постепенный и очень длительный. Что главные проблемы здесь не военные и не экономические, а социальные. Мы же пытались сломать социальные проблемы не путем медленных, с оглядкой, реформ, а самым настоящим революционным тараном. Как будто человечество до сих пор не разобралось, чем заканчиваются революции.
Впрочем, это я сейчас такой умный. А в ту пору, как и многие, считал, что мое дело: ать-два! задача ясна! приказ выполнен! Имеется начальство, оно и должно ломать голову. Армия есть армия: если каждый приказ оспаривать, то это уже будет стадо, а не доблестное воинство. Хотя надо сказать, находились и сомневающиеся, находились… Но разговор с ними был коротким. Вызовет полковник: «Ты что, против разоружения?!» – «Нет, но…» – «Никаких но, у нас здесь не парламент!» И через пару месяцев приказ о демобилизации в связи с реорганизацией. Или еще какой-нибудь «-ацией», придумать недолго.