Рубикон, или Мир в латах

– Анна! – Отец почти стонет. – Нельзя же так! Лучшие годы провести в этом лагере!.. Ведь это же лагерь, неужели ты не понимаешь?.. Ведь другие всю жизнь здесь проводят, а тебе судьба дала такую возможность! Неужели он тебе дороже?

– Подлец! – тихо говорит мама. – Уходи!

Распахивается дверь. Отец выскакивает в коридор и натыкается на меня. Я в ужасе закрываю глаза, мне кажется, будто он убьет меня. Но он пробегает мимо.

– Дура! – кричит он из прихожей. – Ты всегда была дурой! Самка чертова!.. Сгниешь здесь!

Я вхожу в комнату. Мать сидит в кресле, закрыв лицо руками. Как будто ее кто-то ударил.

Следующая страница. Мы провожаем отца. Он уезжает в командировку. Мы идем к воротам и забору, которые маскируют силовое поле со стороны дороги. Ворота сделаны из металла, а забор из камня. От небольшого домика около ворот шагают двое. Один в военной форме. Отец протягивает ему какую-то бумажку. Военный внимательно рассматривает ее. Спрашивает:

– Насовсем?

Отец кивает. Ворота открываются медленно.

– Счастливой жизни на Большой земле! – говорит отцу невоенный, и мне кажется, что он с отцом заодно.

Военный прикладывает руку к фуражке.

Отец кивает и уходит. Мы смотрим ему вслед. Ворота начинают закрываться. Я вижу, как отец оборачивается, но взгляда его поймать не успеваю: ворота закрылись.

– Он не вернется? – спрашиваю я.

Мама молчит.

Мы идем домой, опустив головы.

Следующая страница. Я гуляю в парке. Иду по аллее. Навстречу мне четверо. Шагают в ряд. Трое из нашего, второго класса. Петька Данько, у которого на правой руке два пальца, а на левой – три. Матвей Карагулько, скрывающий под голубой шапочкой голую лысину. Пес-Вовик, покрытый с ног до головы серой шерстью. У него даже на ладошках шерсть, и ему очень трудно писать на уроках. С ними Тонька из третьего класса. Платье на груди у Тоньки оттопырено. Я знаю, что там у нее большая титька, как у взрослых женщин. Только одна, посередине. А в остальном она – девчонка как девчонка. Лихо играет в волейбол и любит драться.

Они подходят и окружают меня с четырех сторон.

– А вот и Красавчик, – говорит Пес-Вовик.

Тон его мне не нравится, я сжимаю в карманах кулаки.

– А что, ребята? – говорит Тонька. – Не дать ли ему раза?

Трое бросаются на меня. Тонька до времени в стороне. Потасовка идет жаркая, но я пока просто отбрыкиваюсь, так как знаю, что все они слабаки. Кроме Тоньки. Тут Петька вцепляется своими двумя пальцами мне в ухо, и я вдруг понимаю, что они хотят многого. Петька вот хочет оставить меня с одним ухом. Ему кажется, что так я буду больше похож на него. Приходится ударить его в скулу. С двоими я расправляюсь быстро. Голубая шапочка Матвея втоптана в дерн, все трое громко ревут. И тут на меня надвигается Тонька. Это противник крепкий, но с девчонкой драться мне не хочется. И не потому, что боюсь. Я убегаю. Тонька вдруг оказывается у меня на дороге. Я поворачиваюсь и бегу в другую сторону, но Тонька опять передо мной. Она поднимает длинные руки. Мальчишки перестают реветь и только громко сопят. Тонька тянется руками к моей шее. И тогда я бью ее кулаком, но не в скулу, а посередине груди, прямо в титьку. Тонька охает, хватается за нее обеими руками и падает на колени. Я без оглядки убегаю прочь.

– За что они меня так ненавидят? – спрашиваю я маму.

Мама меня не ругает.

– Ты должен был пожалеть их, – говорит она грустным голосом. – Особенно Тоню.

– Но ведь они меня не жалеют! – кричу я и принимаюсь реветь.

После этого несколько дней учителя приходят ко мне домой. Это называется «индивидуальное обучение». Потом я снова иду в школу. Моих противников в классе нет. Мама говорит, что их перевели в другое место. Тоньки я тоже больше не вижу. И не жалею. Но через несколько лет узнаю, что все они умерли. И мне почему-то кажется, будто это я виноват в их смерти. Я иду к маме.

– Глупости! – кричит она. – Разве ты не знаешь, что дети часто умирают?

Я это знаю. В школе не раз бывало, когда один из учеников вдруг переставал приходить на уроки, а через несколько дней мы узнавали, что он умер. Чаще всего это случалось с теми, кто был совсем не похож на меня и на взрослых. Но иногда умирали и такие, как я. Мишка Пась умер прямо на уроке географии. Упал, подергался и затих.

– Дети умирают, – говорит мама, – и отнюдь не ты в этом виноват.

– А кто? – спрашиваю я.

Мама только пожимает плечами.

Следующая страница. Я сижу за столом и делаю уроки. В комнату заходит мама.

Бедный мой мальчик, – думает она. – Какой он стал взрослый!

Я вжимаю голову в плечи и влезаю носом в книгу.

Какое счастье, что я все-таки родила его, – думает мама.

А потом она думает такое, что меня бросает в краску. Губы мои начинают дрожать, и хочется расплакаться от ее горя. Мама подходит и заглядывает мне в лицо.

– Что с тобой? – спрашивает она.

Я только мотаю головой.