Часы истории отсчитывали время ультиматума. Получив указания своего министерства иностранных дел, германский посол попросил у Рузвельта аудиенции. Прибыв в Белый дом в сопровождении двух немецких военных атташе в кавалергардских мундирах, фон Голлебен, согласно принятым правилам, начал разговор о погоде. Обсудив с президентом США переменчивость атлантического климата, дипломат перешел на любимый Рузвельтом теннис. Исчерпав предмет разговора, посол намеревался откланяться. Теодор знал тонкости европейского дипломатического отказа, поэтому пригласил берлинца к большой карте. Президент показал послу, как Карибское море может стать гибельной ловушкой для кайзеровского флота. Посол держал спину прямой. Провожая дипломата, Рузвельт напоследок сообщил, что сокращает срок своих «мирных предложений» на сутки.
После визита в Белый дом фон Голлебен находился на грани нервного срыва и, не желая брать на себя ответственность за развязывание войны, подал в отставку. В военно-морском министерстве в Вашингтоне шло обсуждение возможных тактических сценариев. Флотские шифровальщики подготовили переход всех коммуникаций на особый код. В конечном итоге в Лондоне и Риме решили, что долги Венесуэлы «не стоят обедни», и дали кулуарное согласие на американский арбитраж. Секретное заседание Рейхстага 17 декабря 1902 года сняло с императора Вильгельма заботы о «тевтонской чести». С новыми посланниками Берлина хозяин Белого дома был также необычайно предупредителен, хвалил кайзера за мудрость и поразил дипломатов «академическими знаниями» творчества Гете, Шиллера, Лессинга.
В ходе рузвельтовского арбитража в Вашингтоне стороны согласились, что 30 % таможенных сборов в портах Венесуэлы пойдут на погашение ее внешнеполитического долга. Тем не менее карибский кризис получил продолжение в феврале 1904 года, когда Третейский суд в Гааге признал за державами-интервентами приоритетное право на выполнение их рекламационных требований. Это означало, что европейские «гранды» Британия, Германия и Франция будут по-прежнему задавать тон в политике в Латинской Америке. Нечто похожее происходило в то же самое время на «желтом континенте», когда неспособный защитить себя императорский Китай рвали на части Англия, Бельгия, Германия, Голландия, Италия, Португалия, Россия, Франция, Япония. Прецедент с правительством-банкротом в Каракасе мог стать сигналом к подобному разделу Западного полушария.
Двадцать шестой президент США стоял перед тяжелым выбором: смириться с дальнейшим насильственным взысканием рекламаций и долгов европейскими державами в Латинской Америке или же самому брать ответственность за неустойчивые южные режимы, сделав Белый дом своего рода «судебным приставом». Отсюда родилась знаменитая «Поправка Рузвельта к доктрине Монро» (
Впервые введенное Рузвельтом в оборот определение «мировой полицейский», как и «политика большой дубинки», уже более ста лет связывается с внешнеполитическими действиями США. Президент специально оговорил, что его «Поправка» распространяется только на страны Карибского моря, которое он мечтал с помощью будущего Панамского канала сделать «Американским Средиземноморьем». Менее всего Теодор Рузвельт желал превращения многочисленных государств и островных колоний обширного Карибского бассейна в конгломерат враждующих между собой полуфеодальных диктатур на манер африканских.
В том же 1904 году Рузвельт, вновь умело используя арбитраж в вопросах долгов, вытеснил немцев с острова Гаити — кайзер намеревался создать в Санто-Доминго военно-морскую базу. Значение дипломатии Рузвельта американцы почувствуют спустя тридцать с лишним лет, когда Гитлер заявит о своих притязаниях на мировое господство. Пока же германскому консулу Г. Герингу (отцу будущего нацистского рейхсмаршала) пришлось покинуть тропический остров.
Согласно Рузвельту, Америка — не воплощение абстрактных этических истин, а великая держава, потенциально самая великая из держав. Он твердо верил, что Соединенные Штаты предопределят облик двадцатого века так же, как Великобритания доминировала в девятнадцатом — как страна необъятного могущества, взявшая на себя труд действовать, проявляя умеренность и мудрость, во имя стабильности и прогресса. Как писал Рузвельт, «праведность, сопровождаемая видением молочных рек и кисельных берегов, но не подкрепляемая силой, столь же зловредна и опасна — и даже более злокозненна, чем сила, отъединенная от праведного дела».