Рубикон Теодора Рузвельта

С каждым днем ситуация становилась все более драматичной из-за надвигавшейся угрозы голода: экспедиция съела около трети взятого с собой продовольствия, а смогла пройти менее ста миль. Даже самые опытные из бразильцев не могли поймать ни одной рыбы — в сезон дождей берега реки Сомнения были затоплены и рыба уходила в более глубокие места. В экспедиции вдвое сократили и без того скудный продуктовый рацион.

Бразильский повар Франка творил чудеса, выдувая огонь из сырых поленьев и создавая похлебку из любых, зачастую малосъедобных «даров природы». Один раз им удалось поймать и сварить небольшого размера черепаху. В другой раз Кермит подстрелил двухметровую водяную змею. Теодор Рузвельт, а вслед за ним и бразильские офицеры делили свой паек с «комарадас», на плечах которых лежали основные физические работы. Проводники отыскали на берегах реки «молочное дерево» — растение, выделяющее липкий белый сок для защиты от термитов. Рузвельт, попробовав сок, писал, что он «на вкус не противен, но оставляет ощущение склеенного рта».

Как многие в условиях длительного голодания, члены экспедиции не могли говорить или думать ни о чем, кроме еды. Их преследовали ощущения вкуса и запаха любимых блюд, воспоминания об угощениях родительского дома. Джордж Черри писал, что полковник Рузвельт грезил о бараньей лопатке, Кермит говорил, что первым делом по приезде съест огромную миску клубники со сливками, а сам Черри, владелец фермы в Вермонте, вспоминал домашние оладьи с кленовым сиропом. На пути им нередко попадались заманчивые на вид плоды, но каждый усвоил правило джунглей: все, что выглядит привлекательно — растения, цветы, плоды, — ядовито. Однажды индейцы-«комарадас» нашли и отведали показавшиеся им привычными лесные орехи. Наутро часть экспедиции вышла из строя с кишечным расстройством; доктор Кажазейра посчитал такой исход относительно благополучным. Амазонская сельва предлагала пришельцам только одно «яство»: мягкую сердцевину низкорослых пальм. Дж. Черри написал, что ее вкус отдаленно напоминал сельдерей — волокнистая, она не имела питательной ценности, но набивала желудки, облегчая муки голода.

Пироги продолжали двигаться сквозь клокочущие быстрины. Плывя по клубящимся водам неведомой реки, похожей на Стикс, начитанный Рузвельт вспоминал строфы Данте:

Я увожу туда, где вечный стон,
Я увожу к усопшим поколеньям…
Входящие, оставьте упования!

В один из трудных дней Джордж Черри сделал мрачную запись в дневнике: «Сомневаюсь, что наша экспедиция когда-либо достигнет Манауса». Ситуация на реке ухудшалась с каждым днем. Перед ними раз за разом представал все тот же кошмар: сверкающая на солнце Рио да Дувида с вспененной, вращающейся массой валов, бурунов и гребней, испускающая радужный туман у подножия очередного черного кипящего провала. Десятки раз за время путешествия им приходилось переносить грузы и перетаскивать лодки по земле. Все осложнялось тем, что путники по-прежнему не имели ни малейшего представления о том, куда заведет экспедицию этот неисследованный водный мар шрут.

Американский натуралист и этнограф Виктор Хаген рассказывал об одном закончившемся трагически амазонском предприятии: «Что делать в лесной чаще, где часы кажутся днями, а дни — неделями? Что делать, когда запас провизии, который делится на восемь человек, все уменьшается и наконец полностью исчезает, когда отчаяние переходит в ненависть, когда любовь к ближнему исчезает и вместо нее остается единственное желание — любой ценой раздобыть себе пищу? Вначале человек пытается улучшить судьбу всех, но со временем это стремление исчезает. Когда вступает в свои права животная борьба за существование, человек перестает быть человеком — в лучшем случае он превращается в одушевленный желудок».

Голод не убивает наповал. Он неторопливо приближает час, когда истощенный человек теряет самообладание и контроль над собственными поступками. Тогда наступает очередь «союзников» голода: болезней, галлюцинаций, апатии.

В один из дней офицеры экспедиции обнаружили исчезновение ценнейшего из грузов: пятнадцати армейских пайков. Каждый из таких пайков был рассчитан на питание четырех человек в течение трех дней. Подозрение пало на Жулио де Лиму, самого крепкого и выносливого из «комарадас». Тот отличался буйным нравом и часто вступал в конфликт с другими гребцами. К тому же он менее других членов экспедиции терял в весе. Полковник Рондон дал офицерам секретный приказ следить за Лимой.

Участникам похода приходилось больше перетаскивать каноэ по суше, чем плыть в них. Люди не могли позволить себе ни дня отдыха. Записи в дневниках становились все короче. Новые пороги на реке. Удалось проплыть по чистой воде двадцать или тридцать минут, а затем потратить половину светового дня на перетаскивание лодок и грузов в обход порогов. Тревожное ожидание следующего дня и новые испытания на пределе физических возможностей.