Рубикон Теодора Рузвельта

«Каждому из нас пришлось оставить весь багаж, кроме одежды на наших плечах», — написал Джордж Черри. Сам он был вынужден расстаться со своей драгоценной орнитологической коллекцией, с таким трудом собранной за время экспедиции. Экс-президент оставил только самое ценное: вторую пару очков и сборник пьес Софокла. Отец отдал сыну свои запасные ботинки: сапоги Кермита пришли в полную негодность на острых скалах, но по счастью у обоих Рузвельтов был одинаковый размер ноги.

До поры до времени Теодор умудрялся скрывать свое болезненное состояние. У него распухла и нестерпимо болела поврежденная нога, а приступы лихорадки довели его до полного истощения. Страдая физически, полковник еще больше мучился мыслями о том, что стал смертельным бременем для своих спутников. Доктор Кажазейра увеличивал дозы хинина, но он мало помогал. Кермит и Джордж Черри стали попеременно дежурить у постели свалившегося в малярийном бреду Рузвельта.

В ночь на 29 марта экс-президент очнулся и подозвал обоих американцев. «Парни, я понимаю, что не все из нас благополучно закончат это путешествие, — Рузвельт взглянул на Черри. — Я хочу, чтобы ты и Кермит шли дальше и выбрались. Я останусь здесь».

Дипломатический фронтир

Как некогда шутили дипломаты, внешняя политика Соединенных Штатов в течение двух веков заключалась в том, чтобы не иметь внешней политики. Вплоть до 1890 года американская армия была по численности четырнадцатой в мире после Болгарии, а флот США был гораздо меньше итальянского, хотя индустриальная мощь Америки во много раз превышала апеннинскую. До Теодора Рузвельта в армии США даже не было генерального штаба.

Соединенные Штаты не участвовали в международных конференциях и причислялись к второразрядным державам. Мировая политика делалась исключительно на европейской «кухне». В 1880 году один германский дипломат при мадридском дворе умолял свое руководство, чтобы ему лучше урезали денежное содержание, нежели «сослали» за океан, в Вашингтон.

Теодор Рузвельт был жестким и последовательным сторонником так называемой «доктрины Монро». В 1823 году пятый президент США Джеймс Монро, обеспокоенный продвижением Российской империи на Аляске и в Калифорнии, а также планами европейского Священного союза начать интервенцию в страны Латинской Америки (бывшие испанские колонии), сформулировал в послании Конгрессу главный внешнеполитический принцип республики: Соединенные Штаты не вмешиваются в дела Старого Света, но не желают вмешательства европейских монархий в дела суверенных американских государств.

Политические убеждения самого Рузвельта подверглись испытанию зимой 1902 года. Великобритания, Германия и Италия применили по отношению к Венесуэле санкции за отказ от обязательств по возвращению долгов, отозвали своих послов и начали военно-морскую блокаду венесуэльских портов. Из Каракаса президент страны Сиприано Кастро обратился в Вашингтон с просьбой решить конфликт арбитражем. Задававшая тон в конфликте Германия поначалу надменно отклонила предложение. Всего через десять дней Второй рейх неожиданно смягчил позицию.

Спустя много лет, отойдя от власти, Рузвельт раскрыл секрет тогдашней дипломатии. 8 декабря 1902 года он вызвал в Белый дом германского посла и сделал заявление под стать «железному канцлеру» Бисмарку. Президент сообщил имперскому послу Т. фон Голлебену, что мощная морская группировка под командованием адмирала Дьюи уже стоит под парами близ острова Пуэрто-Рико и собирается проводить маневры в водах Вест-Индии. Имя победоносного Джорджа Дьюи, разгромившего испанскую эскадру в Манильской бухте, звучало весомо. Еще более весомо звучало число американских боевых кораблей, вдвое превышавшее германские силы. При этом президент всегда говорил с дипломатами подчеркнуто любезно.

Многим казалось чудачеством наличие большого глобуса в кабинете Рузвельта

На следующий день, 9 декабря, немцы начали обстреливать береговые укрепления Венесуэлы и потопили ее три военных корабля. «Бессмысленная жестокость», — комментарий президента США. Рузвельт вновь вызвал фон Голлебена и сообщил, что собирается ждать ответа из Берлина ровно десять дней. Таким языком с самолюбивым и агрессивным императором Вильгельмом II никто не смел разговаривать.

В течение нескольких суток германский посол проводил тревожные консультации. Ему удалось под покровом ночной вьюги незаметно покинуть Вашингтон и переговорить с консулом и немецкими промышленниками в Нью-Йорке. Знающие люди заверили посла, что Теодор Рузвельт не блефует. Президент США в это же время отправился на зимнюю прогулку в горную Вирджинию, где с удовольствием занимался пилкой дров.