Рубиновый лес. Дилогия

«Солярис! Солярис! Солярис!» Это действительно было единственным, что стучало в моей голове. Ни одной другой разумной мысли – сплошь инстинкты и чувства. Будь я драконом, это жжение в груди не было бы бесплотной яростью, а стало бы огнём, сжигающим моих похитителей. Будь я мужчиной, я бы так и осталась сидеть с мешком на голове, дыша сонными травами, чтобы не доставлять хлопот. А будь я простолюдинкой, меня бы не было здесь вовсе. Но я была той, кто я есть, и то, что хуже бесславной гибели, дышало мне прямо в лицо.

– Уйди прочь! – всё-таки не выдержала я, хотя мысленно поклялась себе не доставлять разбойникам удовольствия видеть мою истерику. – Уйди! Не трогай!

– Это всё, на что ты способна? – Ушную раковину обожгло горячее дыхание, а следом – прикосновение скользкого и мокрого языка. Кто-то из разбойников снова засмеялся. – Скажи, мне всегда было интересно, что заставляет женщин отдаваться ящерам? Их большой член? Говорят, до войны многие делили с ними ложе, некоторые даже понесли крылатых уродов после… А ты тоже совокуплялась со своим зверьком?

– Уйди!

Мой голос всё-таки сорвался на пронзительный визг, и гогот, раздавшийся вокруг, отразился от стен неметона эхом. Четверо богов продолжали безучастно смотреть на то, как оскверняли их дом и как оскверняли меня. Даже Кроличьей Невесте, заступнице целомудрия, было всё равно. Никто из них не был готов ниспослать мне одно из своих чудес, поэтому мне пришлось творить чудеса самой.

Я изогнула запястья до хруста, до крови, струйками побежавшей из ран, которые оставляли верёвки, и наконец-то приложила наручи друг к другу, ударив по камням.

Чирк!

– Тупая сука!

На пол священного дома богов закапала кровь, но теперь не только моя – Йоки, отскочив в сторону, закрывал ладонями рассечённое пополам лицо. Гектор не врал, когда нахваливал немайнскую сталь – острее неё и впрямь был только язык Дикого. Она разрезала верёвки быстрее, чем за секунду, стоило обнажённому лезвию всего лишь соприкоснуться с ними. Точно так же легко она разрезала кожу и плоть, когда я, вскочив на ноги, вскинула вверх руки прямо у Йоки перед глазами.

Стул всё-таки опрокинулся назад. Едва не споткнувшись о него, я попятилась от обступающих меня мужчин, но тут же была поймана за горло окровавленной рукой. Глубокая, идеально ровная черта разделяла лицо Йоки на две половины от лба до подбородка. Кровь заливала ему глаза, горящие огнём, и, недолго думая, он приложил меня головой об алтарь Кроличьей Невесты.

– Вот теперь ты точно не отделаешься легко, дрянь!

От вспышки боли в глазах у меня потемнело. По виску и щеке что-то потекло, путаясь в волосах, и я так и осталась лежать на полу, впиваясь ногтями в швы между каменными плитами. В ушах звенело, а силуэтов вокруг становилось всё больше и больше, как и крови, пролитой в неметоне, пока порыв ледяного ветра, ворвавшись с улицы, не затушил часть свечей и не заставил толпу расступиться.

– Эй, живо отошёл! Какого Дикого здесь происходит?! Я не для того задницу в ледяной воде морозил, чтоб вы сами её прикончили!

Мне показалось, что несколько минут ничего не происходило, словно время замерло, смиловавшись надо мной и позволив немного передохнуть. Лишь чувство тяжести в какой-то момент снова обрушилось мне на плечи, а затем я вдруг очнулась на том же стуле, поставленном обратно на ножки, нос к носу с ещё одним мужчиной, которого не видела в неметоне прежде. Но которого будто видела где-то ещё…

Кривая улыбка со сколотыми верхними резцами, выпирающими и острыми, как у горных львов. Горящие голубые глаза, почти прозрачные. Из всех присутствующих лицо было разукрашено лишь у него одного – широкая красная полоса шла горизонтально через переносицу, закрашивая оба глаза. Ещё одна шла вертикально, от точки между бровей до нижней губы. Вместе они образовывали крест, а над скулами располагались ещё три симметричные точки – то был традиционный окрас Медвежьего Стража, который наносили перед охотой или сражением. Из-за него было сложно определить, сколько мужчине лет, но, судя по мускулистой и громоздкой фигуре, жизнь славно его закалила. На голове, выбритой по бокам от зачёсанного хвоста, проступали витиеватые тёмно-синие татуировки – орнамент туата Талиесин. Таким же узором были увенчаны рукоять его топора и медная гривна[13] на жилистой шее под накидкой из бобрового меха.

– Кочевник, мы просто… – проблеял кто-то из толпы, на что мужчина передо мной щёлкнул языком, призывая к тишине, и эта тишина действительно воцарилась за его спиной. Даже Йоки, прижимающий к кровоточащему лицу рукав, отошёл подальше и притих.