Рубиновый лес. Дилогия

– Нера, моя прекрасная Нера… Она сильно изменилась после того, как мы нанесли визит ярлу Дану во время летнего Эсбата, – начал он, устремив взор куда-то вверх, на высокий-высокий потолок, будто сквозь него он видел небо и зарождающуюся метель. – Когда бывший ярл пригласил меня на охоту, Нера тоже изъявила желание участвовать, чтобы попрактиковаться в стрельбе из лука. Она сильно отстала во время преследования дикого кабана и в итоге потерялась. Мы нашли её лишь спустя сутки, без сознания, в яме под тисовым деревом, что рос на окраине того леса. Очнувшись, она заявила, будто побывала в мире сидов и видела гибель нашего мира в солнечном огне. Лекарь сказал, что это последствия удара, но Нера продолжала настаивать на своём, твердила, будто не пройдёт и положенная тысяча лет, как Рок Солнца повторится и сгубит всё живое. К счастью, она забыла об этой глупости, когда узнала, что ждёт дитя. А потом… – Оникс предательски закашлялся, и тут подготовленная склянка Ллеу действительно пригодилась. Лишь залпом выпив её тёмно-зелёное, как болотный ил, содержимое, он сумел продолжить: – В последние месяцы беременности Нера снова начала бредить. Она тайком взяла с Виланды гейс, что та соединит душу нашего ребёнка с душою любого дракона, которого мы сумеем найти. Такой же гейс она взяла и с меня уже на родильном ложе, когда умирала от кровопотери, явив тебя на свет. Оказывается, она с самого начала знала, что умрёт. «Чтобы два стало одним, третье должно уйти». Глупая женщина! Вместо того чтобы попросить Виланду спасти ей жизнь, она попросила спасти весь мир! Не знаю, как именно данный ритуал должен был помочь нам в этом, но мы исполнили её последнюю волю. И пригрели на груди змею. Уверен, если бы я сразу убил эту подлую тварь!..

Я почувствовала, как нити, связывающие меня с событиями прошлого, настоящего и будущего, наконец-то расплетаются и рвутся, высвобождая правду. То, о чём рассказывал отец, случилось ещё до моего рождения, но его рассказ будто погрузил меня в круговерть очередных видений: вот мать переступает грань другого мира в землях Дану – туата, откуда был родом несостоявшийся убийца Дейре и который испокон веков славился как «дверь» в блаженную обитель богов; вот мама плачет из-за будущего, которое узрела там, и кто-то из божеств решает смилостивиться над ней, рассказывая, как предотвратить неизбежное. То, что я видела в Красном тумане, и впрямь было воспоминанием – отголоском прошлого, догнавшим меня, как эхо.

Но как всё это связано с самим туманом? Может быть, мама ошиблась с тем, что должно уничтожить человечество? Может быть, вместо Рока Солнца пришло нечто иное?

Я повернулась к Солярису и вдруг выдохнула со странным, непонятным облегчением. Он вовсе не был подарком королевской вёльвы мне на день рождения – он был попыткой соединить человечество и драконов в единое целое, чтобы предотвратить общую беду.

– Теперь мне стало ясно, отец, почему ты не любишь вспоминать о матери и почему уверен, что она не имеет к Красному туману никакого отношения. Полагаю, ты прав, – сказала я осторожно, взвешивая каждое слово. – Но я всё ещё не понимаю, почему ты винишь во всём именно Соляриса. Ты ведь понимаешь, что он никак не виноват в смерти королевы Неры? То был её выбор. А Солярис защищал меня все восемнадцать лет моей жизни. Только благодаря ему я и прожила так долго! Сол дорог мне точно так же, как и ты. – Оникс раздражённо повёл плечом, услышав это, но я продолжила: – Я готова поручиться своей жизнью, что он точно не призывал Красный туман в человеческие земли и что он не имеет к этому никакого отношения.

– Своей жизнью?.. Ты настолько не ценишь её после того, что я тебе рассказал?! – спросил Оникс, наклонившись ко мне со своего трона. – Что же… Я поведал историю Неры и те причины, по которым Солярис приговорён к смерти, однако я не говорил, что на этом всё. Есть одна вещь, что перевешивает все его бравые подвиги, перечёркивает всю его любовь. Уже этого было достаточно, чтобы я обезглавил его на месте! Давай я расскажу тебе, дочь моя, почему именно Солярис был избран Виландой для ритуала. Расскажу о том, что он поклялся рассказать однажды сам. О том, как он пытался…

– До чего же утомительно!

Эти слова породили такую звенящую тишину, какую я слышала только в крипте, где вместо останков покоились статуи моих предков. Все советники, даже Гвидион, явно сочувствующий Солярису и нервно кусающий губы, тут же резко успокоились и охладели, услышав от него такое.

Это действительно произнёс Солярис. Быстро смирившись с оковами на шее и приноровившись к боли, которая терзала его всё моё детство, он теперь просто покачивался с пятки на носок со скучающим видом, скрестив руки на груди. Я молча затрясла головой, мысленно умоляя его заткнуться и не усугублять ситуацию, но что-то в очередной раз пошло не так.