Рубиновый лес

Я ухватилась за костяные гребни вдоль позвоночника и подтянулась вверх, стараясь усесться там, где нет ссадин и ран, оставленных Бореем. Несмотря на то, как давно я летала на драконе, руки будто бы наоборот окрепли и стали сильнее за это время – по крайней мере левая, на которой я тут же поправила съехавшую полосу ткани, чтобы Матти, усевшаяся сзади, не заработала себе ещё одну причину расстраиваться.

– Стой! – воскликнула я, опомнившись, когда Солярис уже раскрыл крылья и потянулся вверх, пока Борей не оправился после удара. – Дайре!

«Дайре?!»

Солярис повернул морду, и челюсть его многозначительно клацнула, проглатывая тот огонь, что, судя по трескучему звуку, уже подкатывал к горлу. Несмотря на то что Дайре тоже наверняка узнал этот звук, держался он степенно. Даже по дурости улыбнулся мне, имея наглость стоять прямо перед Солом, но не смотреть на него.

– Ох, принцесса, мы наконец-то подружились? Не переживай, я прибуду следом. В отличие от тебя, я здесь никому не нужен.

Я кивнула. Проявить любезность в ответ на неожиданную, но столь ценную для меня помощь – это было более чем достаточно после всего, что Дайре сделал. Поэтому, вполне удовлетворённая его отказом, я похлопала Соляриса по боку и с замиранием сердца обернулась, чтобы увидеть, как он взлетает. Сердце начало медленно отдаляться, превращаясь в крошечное скопление сверкающих крыш и зелёно-голубых огней. Когда же Солярис проскочил через прорези в вершине горы – недостаточно большие для взрослых драконов, но вполне просторные для молодых, – я почувствовала одновременно и радость и печаль.

Сердце было прекрасным городом, и, несмотря на то, во что превратил его Сенджу, я собиралась сделать всё, чтобы этот город по крайней мере никуда не исчез.

– Гектор… Братик…

В отличие от меня, Маттиола всегда давала волю эмоциям. Смеялась, когда было смешно, и плакала, когда было грустно. Я завидовала живости её нрава и той свободе, которой, вопреки мнению окружающих, были лишены представители высокородных домов. Вот и в этот раз Маттиола держалась хоть и стойко, но недолго.

– Мы вернём Гектора, – пообещала я ей, чувствуя, как ткань платья пропитывают слёзы Матти: та вжалась лицом мне в спину, и даже свист ветра в ушах не заглушал её надрывного рыдания. – Клянусь тебе, Маттиола! С Гектором всё будет хорошо.

Матти не ответила. Никто не знал, что такое Красный туман на самом деле и есть ли что-то внутри него, за гранью тьмы и света. Однако я продолжала надеяться и потому одной рукой крепко сжимала склянку, в которой плескалась частичка вечно голодного чудища.

Обещаю, Матти, я заставлю его выплюнуть всех, кого он проглотил!

Кипящее море вокруг острова казалось удивительно спокойным на фоне хаоса, оставшегося позади. Оно напоминало о том, что мир продолжает жить независимо от того, жив ли кто-то ещё. Тёмно-сапфировые волны раскачивали обломки давно сгинувших кораблей, собираясь возле утёсов, как складки на шёлковом платье. Ажурная пена шипела, и брызги её окропили мне ноги, когда Солярис опустился к морю низко-низко, почти касаясь его животом, чтобы хотя бы немного отмыться в этих брызгах от крови. От этого нас с Матти слегка тряхнуло, и мы обе съехали вбок.

– Ох, прости! – встрепенулась я, пододвигаясь обратно, когда случайно соскользнула прямо на то место, где Борей оставил длинные полосы от когтей.

«Всё в порядке, – утешил меня Солярис и быстро добавил, пока я не успела напомнить ему, чем закончился прошлый раз, когда он так говорил: – Это не чёрное серебро. Уже заживает».

Я скептично сощурилась и осторожно провела рукой, проверяя: да, действительно, чешуя начала срастаться, образовав неровные швы из перепончатой кожи между жёсткими пластинами. Судя по гудению Соляриса, то, как я гладила их пальцами, было приятно. От этого я улыбнулась и, опустившись ему на спину грудью, снова провела по чешуе ладонью; так же нежно, как провела бы ею по его лицу, будь мы на земле, в безопасности, зарытые в одеялах гнезда. Сол никогда не показывал, что нуждается в утешении, но после предательства покровителя, ненависти отца и беспомощности перед своей ширен утешение понадобилось бы любому.

В этот раз он, торопясь, летел на пределе своей скорости, из-за чего лицо ныло от ветра, а волосы лезли в глаза и рот. Прижимаясь к Солу так, чтобы он чувствовал мою любовь даже сквозь твёрдую щетинистую чешую, я не сомневалась, что рано или поздно он скажет это:

«Я мог догадаться…»

– Нет, не мог, – тут же прервала его я. – Сенджу шесть тысяч лет, Солярис. Едва ли мы могли выиграть в игре, которую он сам же и придумал. Зато теперь ясно, почему все нити вели в Сердце и там же обрывались – это он их перерезал. Но, знаешь, кое-что по-прежнему не даёт мне покоя…