Рубиновый

— Старость не радость, — прокомментировала ситуацию Галя.

— Балерина не живая, — повторяла баба Таня, — она в небе! На шаре! Я ее так люблю! Олег, мой покойный муж, всегда говорил: «Лялечка, она на тебя похожа».

— Теперь еще и Лялечка появилась, — вздохнула Галя, — Татьяна Петровна, лягте, поспите!

— Лялечка — это я, — начала кашлять старуха, — меня так Олег звал! Он, когда квартиру выбирал, имел варианты… у него балерина в душе запела… и… у Катеньки тоже! Она хотела танцам учиться…

Внезапно лицо бабы Тани стало краснеть.

— Катенька! Катенька! Она ведь умерла, так?

Галя попыталась положить ее на подушку, но Татьяна Петровна неожиданно вскрикнула и стала задыхаться.

— Чегой-то с ней? — напугалась медсестра.

— Скорее зовите врача, — приказала я, глядя, как лицо милой старушки начинает опухать.

Галя оказалась проворной, спустя пару минут в палату быстрым шагом вошел молодой мужчина в голубой «пижаме», бабу Таню прямо на кровати вывезли в коридор.

— Что случилось? — попыталась выяснить Фомина у Гали, которая вернулась в палату, чтобы дать Ленке валерьянки.

— Не знаю, — вздохнула девушка, — может, тромб оторвался? Случается такое с лежачими.

— Старушка умерла? — испугалась я.

— В реанимацию ее повезли, — пояснила Галя, — меня туда не пускают, у них свой средний персонал, такие неприветливые девки, считают себя элитой. Пейте лекарство и не переживайте, все утрясется!

Мы с Леной попытались поболтать, но разговор не клеился, я все время натыкалась взглядом на пакеты с соком и с печеньем, угощенье, которое так и не успела попробовать баба Таня.

Вечером, около одиннадцати, я позвонила Ленке и спросила:

— Как дела?

— Телик смотрю, — бодро ответила Фомина, — баба Таня-то жива.

— Слава богу, — обрадовалась я.

— И не тромб у нее!

— А что? Инфаркт?

— Аллергия, — ответила Ленка, — она съела что-то или на лекарства плохо отреагировала. Семен Михайлович, врач, ко мне заходил и сказал: «Наверное, вы испугались? Не переживайте, Татьяна Петровна в удовлетворительном состоянии, скоро ее назад привезем. Зря люди в отдельные палаты просятся. Если бы бабушка одна лежала, умереть могла. А так, вы зашумели, в больнице всегда лучше соседей иметь, медсестры за каждым приглядеть не в состоянии».

— Аллергия? — удивилась я. — Интересно!

— Что тебя заинтересовало? — фыркнула Ленка.

Я ответила:

— Просто странно. Неужели в карточке ничего не сказано про непереносимость препаратов? Такое маловероятно, люди отлично знают об особенностях своего организма и предупреждают медиков.

— Если учесть, что баба Таня с трудом узнала родного сына, который, по свидетельству Гали, ежедневно ей харчи таскает, то твое замечание меня умиляет, — засмеялась Ленка.

— Но Борис, укладывая мать в клинику, должен был сказать об ее аллергии, — протянула я, — и, мне кажется, у бабы Тани случился отек Квинке, это намного серьезней, чем банальная крапивница. Слушай, когда вы обедали?

— В час, — ответила Ленка.

— Я пришла в пять, слишком много времени прошло. Отреагируй баба Таня на пищу, это бы случилось минут через десять-пятнадцать после обеда. А чем вас кормили?

— Суп-пюре из капусты, жидкий и невкусный, гречка с курицей, — отрапортовала Ленка, — жилистый беговой цыпленок, умерший от слишком частых тренировок. Мы жратву почти не тронули, я потом чай пила и вафельный торт ела.

— А бабушка?

— Она сразу заснула.

— Странно.

— Ничего особенного, пожилого человека, да еще нездорового, часто на боковую тянет, — возразила Фомина.

— Значит, баба Таня, практически не попробовав больничных яств, мирно задремала?

— Да. И дрыхла до твоего прихода.

— А когда вам лекарство давали?

— Здесь дикие порядки, — стала жаловаться Фомина, — будят в шесть, суют под мышку холодный градусник. В восемь обход, через десять минут уколы и таблетки. Следующее опилюливание ровно в двенадцать сорок пять, ну а потом в семь вечера.

— Значит, ни больничная еда, ни медикаменты не могли вызвать отека, — констатировала я, — бабе Тане стало плохо около пяти.

— Может, в воздухе зараза пролетела, больница ведь! — предположила Ленка.

— Клубничный сок! — вдруг осенило меня. — Борис налил ей из пакета нектар. Татьяна Петровна его с жадностью выпила и спустя короткое время стала задыхаться. Спору нет, клубника полезная во всех отношениях ягода, но одновременно и сильнейший аллерген.

— Маловероятно, что сын дал бы матери запрещенный продукт! — воскликнула Фомина. — Хотя, может, он не знал про то, что баба Таня не выносит эти ягоды?

— Она что, никогда за всю свою долгую жизнь не пробовала клубнику? — усмехнулась я. — Разреши тебе не поверить.

— Ела, ела, ела, отрава в организме накопилась и подействовала, — заявила Ленка, — жаль старушку, она, несмотря на болтовню, мне показалась милой. Сейчас в палату тетка заходила, с четвертого этажа, хотела бабу Таню проведать. Очень расстроилась!

— С четвертого этажа? — переспросила я.

— Ну да. У нас вторая травма, а есть еще первая. Татьяна Петровна сначала там лежала, затем ее ко мне перевели. Бывшая соседка сказала: они даже подружились и не хотели расставаться.