Рубль – не деньги

Картина маслом: я в халатике и тапочках, с помойным ведром в Обнимку, ни дать – ни взять бедная Лиза Карамзина. Посидели в ресторации, переместились в купе с какой-то Компанией, и тут мой знакомец куда-то пропал, то есть голос его я слышу, а самого не вижу. Вокруг четыре молодых наглых и нетрезвых мужика. Внезапно гаснет свет. И тут я наконец понимаю, что дело плохо.

Враз протрезвевшая, с ведром в охапку я выскакиваю из купе и несусь по коридору. У самого выхода из тамбура меня кто-то хватает сзади за плечи и страшным голосом орет «Стой!». Хорошо не успела выскочить: поезд был на полном ходу. Стою, прижавшись к стенке тамбура, и трясусь, ведро в такт позвякивает. Передо мной страшные глаза того парня, с которым я ушла от Катьки.

– Ты куда собралась? – спрашивает.

– Домой, – отвечаю.

Он так криво ухмыльнулся и сообщает:

– Через семь минут поезд прибывает на станцию Дно, а вообще-то мы едем в Краснодар. – И интересуется: – Ты в Краснодаре была?

– Была, – говорю, – и больше не хочу.

– Значит, выходим, – подводит он черту.

И через десять минут стою я вместе с ним на перроне под лучами восходящего солнца. Интересуюсь:

– А дальше что?

– Сейчас увидишь, – говорит он и крепко берет меня за руку.

Потом мы долго лезем под какими-то поездами, ведро волочится за мной и звонко постукивает по рельсам. Сели опять в поезд, но уже в обратный, который шел в Ленинград. Ехали в купе проводницы вместе с грязными мешками, набитыми использованным бельем.

– Боже, какой запах! – возмущаюсь я.

– А ты тут, конечно, герцогиня Кентерберийская, с помойным-то ведром…

Вышли опять на Витебском, сели в его машину, и тут только я удосужилась спросить, который час. Выяснилось, что шесть утра. Надо же, каким винтом ночь прошла!

До дому он довез меня с ветерком и молча. Права оказалась Катька: пригодился парень.

Пике

Утро Норы Филипповны Трибуц началось с разнообразных звонков по телефону. Звонки подразделялись на ненужные, малоприятные, неприятные и возмутительные. Беспокоили какие-то риелторы, газовщики, рекламщики, бывшие коллеги по работе, волонтеры из собеса… А ближе к полудню совершенно непонятная женщина сообщила, что приехала из Белоруссии специально, чтобы повидаться.

– На каком основании? – поинтересовалась Нора Филипповна.

– Так я же объясняю…

– Вы-то объясняете, только я не поняла, что именно.

– Что я родственница…

– Чья? – уточнила строгим голосом Нора Филипповна.

Женщина глубоко вздохнула и начала рассказывать все сначала. Теперь Трибуц слушала ее внимательно и сосредоточенно. Из монолога телефонной собеседницы постепенно выяснялось, что та является ее дальней родней – правда, непонятно, с чьей стороны и почему из Белоруссии. Нора Филипповна, слава богу, была не в том возрасте и состоянии, чтобы забывать о своей родословной: она твердо знала, что бабушки-дедушки и родители, равно как и она сама, были коренными ленинградцами.

Она давно жила одна, но в том доме и в той квартире, которую когда-то получил ее дед Владимир Филиппович Трибуц, командующий Балтийским флотом. Дом № 190 на Московском проспекте предназначался для таких выдающихся военных, каким был дедушка-адмирал, и в народе прослыл «генеральским». К сожалению, история сделала такой неожиданный вираж, что к 1962-му году по лестничным площадкам стали сновать абсолютно незнакомые люди, которым государство улучшило жилищные условия в связи с расселением коммунальных квартир. Позднее, говорят, здесь жил даже какой-то известный рок-музыкант по фамилии Цой, но это только говорят, – подобное приключение прошло мимо Норы Филипповны стороной. Из теперешних жильцов она старалась ни с кем не общаться, ей вполне хватало людей своего круга. Эта, теперь уже небольшая, горстка людей помнила и то, что дом с башенкой – генеральский, и то, чьи они внуки и правнуки. Конечно, в такой ситуации присутствовала большая доля снобизма, но ведь до сих пор в библиотеках на полках стоят книги ее деда и отца, а в арсенале Балтийского флота числится противотанковая лодка «Адмирал Трибуц».

Извинившись, Нора Филипповна перенесла задушевный разговор с предполагаемой родственницей на вечер, а сама села с чашкой чая в гостиной и стала перелистывать оставшиеся от отца тетрадки. Поднапрягшись, она действительно нашла некую, весьма эфемерную связь с Белоруссией: дед родился черт его знает когда, в 1900 году, в Петербурге, но предки по его линии происходили из Минской губернии, Мозырский уезд, поселок Юревичи. Какая-то потусторонняя история! Кто там мог остаться, уму непостижимо! Прошла революция, три войны… И когда неясная тетка позвонила снова, Нора Филипповна назначила ей встречу на утро следующего дня.