Рубцов возвращается

– Вот все, что мне удалось найти при обыске, – сказал комиссар, показывая коробочку и чек. – Ответы негодяя так определительны, что я, право, боюсь брать на себя риск его арестовывать… Чек вполне формальный, что же касается до этой коробки, он говорит, что в ней лекарство от кашля.

– Это тот же самый корешок, только в раздробленном виде, я узнаю его слабый, но характерный запах, – воскликнул американец.

– Но ваши слова, ваше голословное заявление не могут иметь для меня никакого значения, если они не подкреплены фактами. – Еще раз говорю, я затрудняюсь задержать этого негодяя, хотя сам почти уверен, что у него на совести преступление.

– И вы решаетесь его выпустить? – озабоченно спросил американец.

– Без всякого сомнения, у меня есть начальство. Он может жаловаться.

– Умоляю вас, в таком случае, прежде чем вы дадите ему свободу, позвольте мне сказать ему несколько слов при вас хотя бы.

Комиссар замялся. Подобное требование было не в его правилах, но он решил.

– Извольте, – проговорил он: – делаю для вас исключение, – и ввел американца в свое бюро. Подсудимый по-прежнему стоял перед письменным столом и рефлектор бросал сильный свет на его фигуру, оставляя всю комнату в полумраке.

Подойдя к столу, американец в упор взглянул на арестованного и при этом повернул рефлектор на себя.

– Узнаешь ли меня, Васька Шило? – спросил он строго, – Атаман! Василий Васильевич! – в каком-то безотчетном ужасе воскликнул негодяй и, закрывая лицо, повалился на колени.

Глава V Чековая книжка

В богатейшем кабинете, обставленном всей роскошью, доступной миллионеру, который не знает куда девать свои деньги, в дорогом бархатном халате на черном собольем меху сидел человек лет пятидесяти и курил дорогую регалию [Здесь – кубинская сигара].

Это и был сам Казимир Клюверс, сто раз миллионер, золотопромышленник, единственный наследник Карзановских миллионов.

– Странное дело, – говорил он сам с собой: – сейчас только я заезжал к Валери, она еще не имеет никаких известий о Голубцове… Неужели же он разлюбил ее?.. А девчонка ничего… Будь немного посвежее, стоило бы поухаживать… Эта Хеночка мне страх надоела… Только ноет и плачет, и капризничает, терпеть не могу таких… Вот если бы отделаться, полмиллиона бы не пожалел!..

В это время в дверь послышался легкий стук и тотчас же на пороге показалась высокая, стройная девушка или женщина ослепительной красоты. Её лицо носило отпечаток той юной, полудетской прелести, которая так привлекает на английских кипсеках [Роскошное издание гравюр, рисунков, преим. женских головок, иногда с текстом]. Длинные, черные ресницы полузакрывали её большие темно-серые глаза, а волосы, густые, непокорные, так и выбивались из-под большого черепахового гребня.

– Мне скучно, мой дорогой, – протянула она с тем капризным выражением, которое употребляют изнеженные дети.

– Если хочешь кататься, вели запрячь викторию, или прикажи оседлать лошадь… Чарли поедет с тобой…

– Мне скучно… Я не хочу кататься… Мне скучно! – тем же тоном продолжала красавица.

– Поезжай в оперу, поезжай в концерт, – отвечал он рассеянно.

– Все поезжай да поезжай, почему же не поедем?! Мне скучно одной, пойми, мне скучно одной!..

– Чем же я виноват, что у меня дела, дела и дела!..

– Дела, дела и дела! – передразнила она, надула губки и села к окошку. – Я хочу ехать в цирк. Поедем дорогой вместе!

– Я уже сказал, что не могу ехать эти дни, я очень занят, – твердо отвечал Клюверс.

– Но ведь я не могу же ехать одна.

– Я давно уже предлагал тебе взять компаньонку.

– То есть гувернантку. Ни за что на свете! Я итак от них убежала! Я хочу ехать в цирк! – тем же тоном капризного ребенка окончила она свою фразу.

– Кто же тебя держит, Хена! Пошли взять ложу и поезжай!..

Долго еще капризничала молодая девушка, то говоря, что ей скучно, то, что не хочет ехать одна, и совсем разозлила Клюверса. Он вспылил и вышел из кабинета, хлопнув дверью. Этого только, казалось, и нужно было молодой девушке. Она быстро подошла к его письменному столу и, вынув из кармана ключ, осмотрелась и отперла ящик. В нем лежало больше дюжины чековых книжек в различных обложках. Быстро выбрав одну из них, лежавшую почти снизу, она сунула ее в карман, заперла ящик и села на прежнее место. Черты её лица снова приняли то же детски капризное выражение. Чрез несколько минут вернулся Клюверс… Войдя, он окинул комнату подозрительным взглядом, но увидев, что на столе все в порядке, а молодую девушку в том же положении, в каком он ее оставил, подошел к ней, поцеловал в голову и вложил в руки свернутый в трубочку банковый билет…

– Поезжай, моя радость, сегодня в цирк… Вот тебе, вместо бинокля!

– Ни за что не поеду одна!.. Ни за что не поеду одна! И этого мне не надо! Билет полетел на пол…

– Ну, вот что, Хена, я куплю тебе завтра те самые бриллиантовые серьги, которые тебе так нравились у Фромана.

– Зачем же завтра, почему не сегодня? – с улыбкой отвечала Хена…