Ручей

— Тётя Лиза, выходите, — сказала она, открывая большой колыбный холодильник, целую комнату с полками — на всю артель.

— Нет, — ответила продрогшая повариха, сидя на головках сыра и как дубину сжимая окорок.

Лана пинками погнала Павора в холодильник.

— Ползи, уёбок, — приговаривала она, охаживая его так, как давно следовало, — и молись: сегодня твой второй день рождения.

Тот выплюнул зубы и со стоном пополз. Пришлось снова стать между ним и мозгоедами, потому что когда Павор двигался — те начинали шуметь.

— Даже выебать как следует бабу не можешь, ничтожество, — тихо сказала Лана мужу на прощанье, — сука, шесть лет с тобой просрала, ни жизни, ни секса не было. Ты кончал за три минуты, неликвид, жирная мразь.

И захлопнула за ним двери. Подумала, и открыла снова — Павор дёрнулся, закрывая кровавое лицо, но она только бросила тётке Лизе её большую пушистую кофту.

— Посидите пока тут, — добавила.

И закрыла снова.

* * *

— Чо, милок, и впрямь за три минуты? — спросила повариха после паузы.

— Я всё просрал, — разбитыми губами прошамкал Павор и зарыдал.

— Цыц, не вой, — велела повариха. — Радуйся, что жив остался.

Она была права, на все сто процентов права, эта старая, пьющая баба, умом Павор всё понимал, но сердцем оказался даже не в аду, а в самом довлеющем Ничто. Требовалось хоть что-нибудь, появившееся в пустоте, хоть частично заполнившее её, и милосердный Господь сжалился над Павором: баба встала, покряхтывая. Постучала и повозилась в темноте на полках, пошуршала пакетами, звякнула стеклом, и в руку ему сунулась пузатая бутылка.

Глава 47. Грей

Он очнулся от боли в груди. Мать положила Грея на лежбище в их части логова, и Сестра была тут же, и младшие Сёстры, и двое братьев.

— Надо лизать! — возмущённо кричали те. — Двуногая не лижет и нам не даёт!

— Она знает, что делать, — ответил Грей и обессиленно закрыл глаза.

Мать пальцами и тонкой штукой больно ковырялась в ране, и штука была длиннее и твёрже языка мустов. Ею мать подцепила и достала кусок твёрдого камня, засевшего в Грее, выбросила его. Затем намазала вонючей дрянью и прилепила куски липкой шкуры, а лапу примотала к палке, как раньше делала, и вытерла его тёплым и мокрым, вроде большого языка. Грей ждал молока, но его больше не было, наверное кончилось. Конечно кончилось, ведь Мать теперь ходила непраздной. Он попил предложенной воды, вздохнул и вырубился. Когда очнулся — показалось, что долго спал, но нет, всё ещё длилась ночь. Рядом стояла вода в твёрдой лужице, её по очереди пили все и он тоже попил, тогда стало легче.

На лежбище было полно мустов, Сёстры грели его боками, даже Мать Матерей сидела рядом, Грей увидел её и обрадовался.

— Твоя двуногая хороша, — сказала Матриарх. — Она достала пальцами твёрдый камень из Редхи, такой же, как сидел в тебе, который мы не могли вылизать сами.

Редхи лежал тут же, он уже содрал кусок шкуры, прилепленный Матерью, и теперь лизался с презрительным видом воина — ерунда, царапина.

Сестра в углу пыталась бросать лёгкий шар младшим братьям, но те не понимали как играть, сторонились и щерились, отбегая. Эх, глупые, Грей бы показал, как надо! Да не может, совсем ослаб, и лапа сломана.

— Где Мать? — спросил он.

— Ащщ! Я здесь, глупец.

— Двуногая моя Мать?

— Она делает странное, — ответила Матриарх. — Мы ходили за ней, смотрели, не понимаем, для чего. Не ест и не охотится. Что ты видел? Что ты узнал, сын мой?

Брат по имени Йел взобрался на лежбище, ткнулся лбом.

— В той части логова, где мы заели больную самку патра, — сказал он, — она закрыла морду шкурой и поливает вонючими слюнями землю, и сыплет зловонным песком, я не смог подойти, так едко пахнет.

— Двуногие?

— Двое живых сидят за твёрдой водой, их видно, но не достать.

— Ащщ! — с досадой воскликнула Матриарх.

— Ещё двое в холодной пещере, куда их загнала самка, но открыть нельзя, мы рыли лапами. Многие ушли через воющий выход, туда тоже не забраться, слишком твёрдо, лаз не прорыть.

— Ащщ!!! Значит, они вернутся с громовыми палками, трескучками и новым ядом.

— Двуногих очень много, — вставил Грей и все повернулись к нему. — Они приходят через визжащие входы и уходят. Где-то далеко, за лесом, есть логово, огромное как муравейник, и всех не перебьёшь.

Матриарх задумалась, мусты утихли.

— Эта война никогда не закончится, — сказала она наконец. — Болотная и горная семьи отказались сражаться вместе со мной, а наша семья слишком мала, чтоб сражаться в одиночку. Сегодня мы потеряли как пальцев на лапе Матерей и воинов, ещё столько же ранены. Надо уходить. Встань, мой сын, ты пойдёшь с нами.

— Нет, — отказался Грей. — Мать спарилась, мы вернёмся в старое логово.

— Ащщ!!! Твоё место с подобными тебе…

— Там поле, ельник за ним, дневные крыланы летают, — заговорил Грей, мечтательно закрывая глаза. — Цветы и растения, трава мягкая, как шёлк, желудок чистить, кусты и низкие деревья — лазать. Там соты раньше бились, но потом сдохли, можно входить и выходить. Есть где рыться, где спрятать молодняк. Там много мяса, чистая вода и рыба без костей, о-о-о, как она вкусна!