Рудная черта

Заломленные руки по-прежнему удерживали за спиной. Сам Всеволод, два умруна и Черный Князь в облике тевтонского магистра стояли в густом обманчивом полумраке, чуть подсвеченном красными и зеленоватыми отблесками. Рваная рудная черта-граница обратилась в наклонную стену цвета крови. Дырявую стену. Зияющая прореха с неровными краями была достаточно широка, чтобы не только человек, но и крылатый Летун смог протиснуться на другую сторону.

А другой стороной был теперь родной мир Всеволода. Все людское обиталище было отныне другой стороной. Там – за перекошенной, пробитой стеной цвета крови. За ней и под ней. Ибо то, что раньше являлось верхом, теперь непостижимым образом вдруг оказалось низом.

Всеволод отвел взгляд от бреши. Осмотрелся вокруг.

А вокруг – Проклятый проход, уходящий, казалось, в бесконечность, не имеющий, чудилось, ни стен, ни сводов. А вокруг – густо вьются темные, со слабой прозеленью струйки тумана иного мира. Черный Покров – так вроде бы называл его Бернгард. Или это что-то другое? Липкая, почти осязаемая физически пелена, подобно тончайшей паутине, обволакивала лицо, как будто ощупывая пришельца, но при этом избегала касаться посеребренных лат.

Под ногами хлюпало. Черное и бесцветное. Кровь упырей, порубленных умрунами, и серебренная водица, не удержанная Проклятым проходом. Протекшая через Мертвое озеро, просочившаяся сквозь брешь…

– Ну что, русич, пришло время отведать Смешанной крови, – какая-то неестественно-глумливая торжественность прозвучала в голосе князя-магистра. – Пришло время, найдено место…

Бернгард подошел ближе. С обнаженным мечом в руке.

Голову будет рубить, что ли? Как Величке? Как Арнольду?

Бернгард навис над беспомощной жертвой удерживаемой бесстрастными послушными мертвецами. Хотя Бернгард ли это? Тот ли это Бернгард?

Забрало магистра – откинуто. Рот открыт. А зубы… На глазах Всеволода совершалась невиданная, немыслимая метаморфоза. Зубы Бернгарда стремительно росли, выдвигаясь из десен, будто клинки из ножен. Зубы становились длиннее, острее, не помещаясь за губами, выступали наружу, загибались, цеплялись друг о друга, скрежеща и поскрипывая. Нет, это ведь и не зубы вовсе – звериные клыки это. Хотя даже у самых свирепых хищников не бывает ТАКИХ клыков. И – СТОЛЬКИХ клыков. А тут их – полон рот. Сплошь – клыкастая пасть. И ни плоских резцов в ней, ни тупых жевательных пеньков. Ни одного. Лишь длинные, загнутые, острые, крепкие клыки.

Всеволод вспомнил: такую пасть он видел под приоткрытым забралом мертвого Черного Князя. Всеволод понял: такая пасть не предназначена для того, чтобы жевать, грызть, есть. Зато ею удобно протыкать и разрывать… Вены, артерии…

Чтобы потом – пить.

Только пить.

Кровь.

Вволю.

В остальном – и именно это, пожалуй, было самым страшным – облик Бернгарда не менялся. Совершенно. Только клыки, только пасть, которая теперь вряд ли поместится под опущенным забралом тевтонского шлема.

Орденский магистр становился тем, кем, по сути, и являлся. Темной тварью. Черным Князем. Пьющим-Властвующим. Самой опасной нечистью Шоломонарии.

И при этом сохранял человеческое обличье.

Просто человек, которого видел сейчас перед собой Всеволод, был очень хорошо приспособлен к кровопитию.

Лучше бы князь-магистр целиком обратился в какую-нибудь тварь! В упыря, в оборотая, в Летуна, в кого угодно. Все было бы легче. Чем вот так, чем вот это…

Чудовищное лицо – человеческое, с нечеловеческими зубами – придвинулось почти вплотную. Пасть шевельнулась. Кривой частокол изогнутых клыков раздвинулся в жутком… жутчайшем подобии улыбки. Скрежещущий звук и сухое клацанье сопровождали теперь слова Бернгарда. Видимо, такой рот был не очень приспособлен к долгим разговорам. И все же Бернгард говорил:

– Не бойся, русич, и не дергайся понапрасну. Тогда больно не будет. Немного неприятно разве что. Но обещаю не причинять тебе лишних страданий. Мучить тебя мне сейчас ни к чему. Сейчас мне нужна только твоя кровь. Лишь она.

Всеволод все же дернулся. Бесполезно! Умруны держали его крепко… Цепко… Мертво держали.

Меч Бернгарда подцепил и рассек кольчужный воротник. Чуть-чуть оцарапав кожу.

Затем Князь-магистр вложил клинок в ножны. В мече он больше не нуждался. Теперь-то ему хватит клыкастой пасти.

И ничего тут не поделать. Ну разве что…

Всеволод плюнул в сердцах. Под поднятое забрало твари. В насмешливые щелочки глаз, в которых уже просыпалась, проступала Жажда…

Увы, плевком нечисть не остановить!

Бернгард сорвал с него шлем, схватил за голову. Сжал, как в тисках. Осторожно, не торопясь, вонзил клыки в открытую шею.

Действительно, боли почти не было. Зато ощущения обострились необычайно.

Всеволод явственно почувствовал, как кончики – одни лишь кончики – двух – пока только двух, самых больших, самых длинных – клыков вошли под кожу. Аккуратно раздвинули переплетение упругих жилок. Зажали тугую, судорожно пульсирующую яремную вену, не спеша, однако, вспарывать тонкие стенки.

Потом – чавкающий звук.