Так как в Венеции спектакли шли во время праздников, Рудольф в парике и тиаре казался себе похожим на рождественскую елку. Стремясь сохранить свою школу и воспоминания о «Спящей красавице» в постановке Кировского театра, он никогда не понимал и не принимал декоративную эстетику труппы де Куэваса. Раймундо, чья изобретательность подкреплялась совместной работой с художником-сюрреалистом Леонор Фини, намеревался основать частную компанию с собственной атмосферой – разумеется, не такой, как в Парижской опере, – и создавать странные, похожие на сны декорации, костюмы из современных тканей. Кроме того, он питал пристрастие к белому гриму в стиле театра кабуки. «Раймундо был настоящим эстетом, он любил работать с такими вещами, как прозрачный нейлон. Он вовсе не собирался одеть принца в бархат», – говорила Жаклин де Рибе, которую маркиз обожал за то, что он считал ее единственной аристократкой в Париже с чувством фантазии. В такой утонченной европейской среде независимый молодой ленинградец, который упрямо надевал собственный светлый парик в «Дон Кихоте», а идеи Раймундо считал совершенно безумными, выглядел преувеличенно советским и старомодным. Его считали большим артистом, у которого отсутствует вкус. «Рудольф попался в такое фантасмагорическое тра-ля-ля слишком скоро, – сказала Виолетт Верди. – Он не привык к подобной экстравагантности». Чтобы настоять на своем, в последний вечер в Венеции Рудольф вышел на сцену в собственном костюме из черного бархата. Терять ему было нечего; его контракт подходил к концу. Его коллеги испытывали такое же облегчение, как и он сам. «Атмосфера в труппе тоже стала ледяной. Я расстался с ней без особых слез».
Глава 8
Божественное явление
В конце декабря Рудольф получил письмо от Тейи, переправленное Акселем Мовитцем.