Представители гей-культуры называют тот период «золотым веком промискуитета», когда, как написал Эдмунд Уайт, «жизнь радикально отличалась от всего, что было раньше, за исключением «Сатирикона» Петрония». Испытанный завсегдатай печально известных заведений – Св. Марка, «Клаб Батс» и «Эверард», Рудольф как-то вечером потащил Уоллеса с собой в «Клаб Батс». Поскольку анонимные многочисленные свидания превращались в «новую реальность» жизни геев в большом городе, Уоллес понимал, что ему придется приспосабливаться к Рудольфу, если он хочет, чтобы из их отношений что-то вышло. «Прежде я еще ни разу не был в бане, и, по случайности, я пользовался большим успехом, а он нет. Его узнавали и приходили в ужас. Я говорил: «Что ж, Рудольф, он был очень мил со мной». Вскоре сам став завсегдатаем «рассадника венерических болезней», Уоллес заразился гепатитом в то время, когда в городе находился «Королевский балет», и всем танцовщикам в труппе пришлось делать уколы гамма-глобулина, так как вирус, который поражает печень, может угрожать жизни. Накануне того дня, как Уоллесу поставили диагноз, они с Марго ели с тарелок друг друга, а на следующий день она полетела в Панаму. «Мы старались найти ее и предупредить, и наконец нам это удалось, но она не придала этому значения».
«Гамма-глобулин, галиматья какая-то! – смеялась Марго. – Не собираюсь из-за этого беспокоиться!» Гослинги не разделяли ее «политику невмешательства». «Передай своему другу с гепатитом, что мы прошли курс гамма-глобулина и чувствуем себя прекрасно, – написал Найджел 31 июля. – Как он себя чувствует? Пусть ведет себя осторожнее, или навсегда посадит печень, например, ему еще долго нельзя пить ничего спиртного».
Тогда Рудольф и Уоллес жили у Дус в Вильфранше, где между ними все больше накалялась атмосфера. «Секс стал проблемой. Мы оба прекрасно понимали, что я еще могу быть заражен, поэтому та сторона превратилась в полную кашу». Рудольф постоянно жаловался Дус, что Уоллес его не понимает. Она помнит, как он начал нарочито «флиртовать со всеми» в присутствии Уоллеса. Одним из тех, с кем он флиртовал, был некий юноша, которого их общий друг Джимми Дуглас называет «человеком специфическим». Патрис тоже оказался в числе приглашенных на большом приеме на Кап-д’Али. Длинноволосый, с сонными карими глазами, полными губами и одеждой в стиле «хиппи шик», он демонстрировал коллекцию «Рив Гош» и считался «тоже звездой». Рудольф сразу же пригласил его к себе. Поднявшись наверх, Уоллес столкнулся именно с такой сценой, какую он ожидал увидеть: «Рудольф трахал француза».
«Так-так, сказал я, багровый от гнева… Я думал, когда так говорят, это клише. Но нет. На самом деле багрового не видишь, видишь розовое. Все перед глазами вдруг порозовело, и я помню, когда он спустился, я схватил его – адреналин у меня зашкаливал – и толкнул через всю комнату. Он налетел на барную стойку… бокалы и бутылки полетели на пол, а я ушел с вечеринки в растрепанных чувствах».
Не пострадавшего, но очень пьяного Рудольфа выволокла из дома Дус, которой пришлось чуть ли не тащить его на плече. Тем временем Уоллес уехал на машине в горы: «Я бродил там несколько дней, а потом, наверное, мы случайно налетели друг на друга в скалах – месте, где все гуляют в Ницце; кажется, там почти ничего не говорилось. Вскоре после этого я вернулся в Нью-Йорк, что, можно сказать, и положило конец нашим романтическим отношениям… Не помню, чтобы он злился на меня… По-моему, он понял, что я не могу жить с ним так, как ему нужно: ездить с ним на гастроли и не иметь собственной жизни».
Чувствуя, что он слишком привязался к Уоллесу, Рудольф, возможно, тоже, как считает Терри Бентон, активно выталкивал его из своей жизни: «По-моему, Рудольф боялся. Может быть, он думал: «Опять то же, что с Эриком… ну уж нет, спасибо». Сам Рудольф, отвечая на вопрос Линн Барбер, почему он ни с кем не может ужиться, сказал: «У меня слишком много проблем, я слишком независимый… и хочется, но это слишком больно, слишком опасно. Нельзя делить, танцовщику нельзя ни с кем делить жизнь. Ничего не получится». А беседуя позже с Линдой Мейбардек, канадской танцовщицей, с которой они подружились, Рудольф уверял, что в разрыве с Уоллесом виноват только он сам. «Я рассчитываю, что меня будут ждать, а когда я им нужен, я не могу к ним приехать. Пока я не перестану танцевать, я не смогу больше заводить постоянные отношения».