Рудольф Нуреев. Жизнь

В 1969 г., в возрасте 74 лет, Грэм дала последнее представление. Однако, лишив себя танца, она превратилась в запойную алкоголичку. Саморазрушение зашло настолько далеко, что она дважды стояла на пороге смерти. В 1972 г., после второго срыва, она прошла курс реабилитации, и примерно в то время на сцену вышел Рон Протас, молодой фотограф. Сделавшись незаменимым для Грэм, Протас призывал ее полностью порвать с прошлой жизнью; возрождение требовало устранить образ подлинной Грэм из спектаклей ее труппы. «Наступил не только новый период в жизни Грэм. Это в самом деле была новая жизнь… Ветераны уходили один за другим, и их место занял Протас в качестве главного советника Грэм». За шесть лет после своего ухода со сцены Грэм создала всего четыре короткие постановки, а Протас снова заставил ее работать, считая, что, обучая звезду международного класса, она перейдет на новый этап своего развития. Грэм, говорил он Рудольфу, разочаровалась в современном танце; ей показалось, что он стал таким же консервативным и застойным, каким был балет, когда она только начинала свою революцию. Теперь настало время перемен; она хочет соединить, сплавить оба жанра и даже думает о том, чтобы балеты исполнялись ее труппой.

Премьера «Люцифера» состоялась 19 июня, и в число «особо важных» зрителей, заплативших за билеты до 5 тысяч долларов, входили бывшие ученики Грэм – Вуди Аллен и Бетти Форд. Из-за того что Рудольф перед приездом в Нью-Йорк растянул лодыжку, он выступал в повязке, которая как будто закрывала больше его тела, чем сценический костюм, который состоял из золотого бандажа, расшитого разноцветными камнями (творение Халстона). Бандаж казался таким же вычурным и смехотворным, как тяжелая корона, подаренная ему канадскими танцорами, и все же, как написала в своем обзоре Арлин Крос, Рудольф в нем не выглядел нелепо. «Его гомосексуальность позволяет ему выступать даже в таких несообразных вещах». При ярком освещении, когда волосы «развевались, как у ангела Уильяма Блейка», он выглядел совершенно сногсшибательно, когда начался балет; танцовщики, окружавшие его, падали навзничь, словно ослепленные его блеском. Хореография самого Люцифера считалась всего лишь возобновлением всех прочих созданных Грэм ролей замученного героя, интерпретацию Рудольфа называли «сносной игрой в постановке Грэм, которая сама по себе едва проходима». Но 56-летняя Марго удостоилась еще более разгромных отзывов критиков. Клайв Барнс выразил тактичное сомнение в целесообразности ее участия.

Сам Рудольф не заблуждался относительно постановки: «Рекламное выступление для нас с Марго, Марты, Бетти Форд, Вуди Аллена и Халстона… Как реклама MGM». Тем не менее это стало только началом прерывистого сотрудничества с Мартой Грэм, которое продолжалось десять лет, в результате чего он включил в свой репертуар созданные ею немногие главные мужские роли.

Почти все лето Рудольф провел в Нью-Йорке, где жил и работал Уоллес и где богатые знакомые предложили ему комнату в своем доме в Верхнем Ист-Сайде.

Елена Ростропович, дочь виолончелиста, жила на верхнем этаже; именно с ее помощью Уоллес познакомился с миллионером-благотворителем Говардом Джилманом, который предоставил 4/5 денег на новый фильм – игровой порнофильм, получивший название «Больше, больше, больше». О переезде Уоллеса в Нью-Йорк договорился Рудольф. «Он думал, что тамошняя атмосфера будет больше способствовать творчеству, чем в ЛА». В то время в городе царила настоящая богемная обстановка; он стал плавильным котлом изобразительных и графических видов искусства, когда танец больше не ограничивался одной сценой, но выплеснулся в галереи, лофты и церкви. Сами исполнители двигались гораздо раскрепощеннее, чем когда бы то ни было. Зачастую танцоры не получали вообще никакой систематической подготовки; им нужно было показывать самые элементарные движения, лишенные изящества и технической виртуозности. «Зачем делать гран батманы, когда можно разбросать по комнате матрасы и принести ведерко краски? – язвительно спрашивал хореограф Мюррей Луис, который часто видел Рудольфа на таких постмодернистских хэппенингах. – По всему Сохо открываются сцены в лофтах, и Рудольф бывал всюду – ему нравилось смотреть на такие действа. Ничего подобного он раньше не видел, а участники чувствовали себя такими польщенными из-за того, что этот гигант воспринимал их всерьез. Та же свобода пропитывала все. Тот период был очень диким, терпимым, беззаботным и беспорядочным».