Рудольф Нуреев. Жизнь

Теперь Рудольф искал любовников почти вдвое моложе себя. «Он всегда говорил о моей молодости. Он чувствовал, что его молодость у него отнимают». Один из многих студентов «Школы американского балета», который был статистом в «Мещанине во дворянстве», 23-летний Роберт Трейси, был, по словам Мюррея Луиса, «чудесным для Рудольфа в то время – забавный, свежий, жизнерадостный». Оба как-то опаздывали на репетицию и заговорили о Греции, где Рудольф начал проводить летние отпуска, потом перешли на классическую литературу. Роберт в университете изучал древнегреческий, а Рудольфа тогда привлекала идея эроменоса, обычая греческих богов боготворить мальчика. Выбрав себе роль Зевса, Роберта он видел в роли «своего Ганимеда» и, пригласив его к себе в отель выпить чаю, в тот же вечер соблазнил его. «Тогда все началось… Он был мастером, а я учеником» (в балете Роберт исполнял роль «лакея, который носит бутылку Moёt & Chandon», почти целиком совпадала с ролью Ганимеда, виночерпия Зевса. Рудольф описывал друзьям, как Роберт «выполнял для него поручения… и приносил ему выпить»).

Вскоре оказалось, что их объединяет одержимость Баланчиным; Роберт как раз записывал на магнитофон беседы с музами хореографа для книги[158].

В Скидмор-колледже его учила Мелисса Хейден, которая, хотя и не была любимой балериной Баланчина, славилась в труппе неизменной силой, умом и исключительным артистизмом. «Это Мелисса подготовила меня к Рудольфу». Потом, весной 1978 г., до того, как он выиграл стажировку в школе Баланчина, Роберт танцевал в составе «Чикагской лирической труппы оперы и балета», которой руководила Мария Толчиф. И все же, хотя он не был бесталанным как танцовщик – Данилова называла его «мальчиком-мухой» из-за его высоких прыжков, – Роберт видел себя в будущем не исполнителем, а историком балета. «Я был ученым. Моим героем был Линкольн Кирстейн». Для Рудольфа главная привлекательность состояла в уме Роберта в сочетании с его крайней молодостью. Мод помнила их первый разговор. «Рудольф сказал: Роберт интересный. Он умеет говорить о книгах и музыке, и он слушает хорошую музыку по радио». Роберт нравился Рудольфу, потому что у него были мозги, но не думаю, что он был в него влюблен. Все было не так, как с Уоллесом. Совсем не так! Он был просто молодым мальчиком, увлеченным восхищением перед этой звездой».

Решив больше не влюбляться, Рудольф заранее предупредил Роберта, что «вокруг все время будет много мальчиков». – «Но в моей жизни их тоже было много. Я был диким… то есть я был свободным». Если Рудольф планировал устроить свидание, он просил какого-нибудь друга «куда-нибудь увести Роберта». Жиль Дюфур, который тогда работал в Нью-Йорке и тоже жил в «Наварро-отеле» на Сентрал-Парк-Саус, вспоминает, как «бедный парень всегда приходил ко мне в номер и ждал». Роберт утверждает, что какое-то время Рудольф хотел, чтобы он принимал участие в групповом сексе в стиле «Игрушки» с двумя братьями-танцовщиками, Робертом и Эдмундом Ла Фоссами, хотя оба настаивают, что ни о чем подобном речь не заходила. Рудольф радовался короткой интрижке с Эдмундом весной 1976 г., после того как познакомился с ним на приеме, устроенном в честь «Королевского балета», и он поселился вместе с Робби, участником «Американского театра балета», когда приезжал на гастроли с «Лебединым» в апреле 1978 г. Увидев молодого танцовщика у барной стойки в клубе «Студио 54», Рудольфу удалось в ту ночь увезти его в Пенсильванию, к Уайетам. «Рудольфу невозможно ответить «нет»: он получает все, чего захочет». Но, если Робби чувствовал себя не в своей тарелке в Чеддс-Форде: «Я понимал, что все знают, зачем я там. – Он еще больше разочаровался в звезде через несколько месяцев, после визита в его апартаменты в отеле «Пьер». – Надо было подать на него в суд. Я был как мальчик по вызову».

Чем старше становился Рудольф и чем моложе были покоренные им юноши, тем чаще он брал на себя активную роль в сексе, хотя, как доминирующий партнер, он был «агрессивным, никогда не был ни нежным, ни мягким», признает Роберт Трейси, и Робби Ла Фосс с ним соглашается. Придя к Рудольфу в «Дакоту» на встречу, которая оказалась последней, он нашел Рудольфа большим эксплуататором, чем всегда.

«Я понял, что этот человек не испытывает ко мне никаких чувств. Он не испытывал чуткости к тому, что я был молод. Либо в ту ночь, либо на следующее утро я вышел на кухню, и там был Роберт Трейси, с которым мы учились в школе. Я никак не мог понять, я не знал, в каких он отношениях с Рудольфом. Мы ничего друг другу не сказали, но я подумал: «Неловко получилось» – и ушел».