Читаем Рудольф Нуреев. Жизнь полностью

Рудольф в то время работал над новым балетом по роману Генри Джеймса «Площадь Вашингтона». Вместо Найджела создавать либретто ему помогал сценарист Жан-Клод Карьер. Входивший в парижскую группу Питера Брука Карьер все больше интересовался театром; он познакомился с Рудольфом, когда открылся театр «Буфф дю Нор». «Я видел, что он идет один. Он самый первый вошел и купил билет – таким он был человеком». С тех пор они подружились и несколько раз ужинали друг у друга дома. Рудольф любил беседовать о французских писателях, особенно Прусте, – он признавался, что Пруста ему нелегко было понять. «Наконец он прочел его по-русски». Работая над «Площадью Вашингтона», Рудольф попросил Карьера помочь ему выбрать важные моменты, хотя и сам фонтанировал идеями – в основном не имевшими отношения к роману. «Больше всего его занимало понятие вины; вины по отношению к тому, кого ты не помнишь». Это проявлялось в том, как отец героини, доктор Слоупер (роль которого исполнял Рудольф), как будто наказывает себя за смерть жены. Его мучительное соло поставлено в манере Грэм; вот еще один пример того, что Рудольф хотел объяснить, что происходит, еще до начала собственно действия.

Работая над постановкой, он проводил много времени с Шарлем Жюдом, кого выбрал на роль Морриса Тауншенда, поклонника Кэтрин, охотника за богатым приданым. Хотя было известно, что и сам танцовщик довольно корыстен – «Чарльз любит деньги, вместо глаз у него значки доллара», – маловероятно, что Рудольф подбирал исполнителей, похожих по характеру на персонажей, так как Джуд утверждает: они оба забывали о сюжете, пока вместе работали над постановкой. Он вспоминает, как они дружно работали над джазовой, в духе Астера, комбинацией элементов Тауншенда и Доктора; они должны были постоянно меняться местами, то взбегая по лестнице, то спускаясь с нее. «Мы были как отец и сын – и наконец сын становится отцом». Кроме того, Джуд уверяет, что Рудольф хотел, чтобы «Площадь Вашингтона» представляла две страны, в которых он проводил больше всего времени – его затворническую жизнь в Париже против общественного шума и движимой долларом культуры Нью-Йорка. В результате получилось как будто два разных балета: интимный, элегантный мир романа Джеймса контрастировал с фантасмагорическими парадными сценами уличной американской жизни XIX в. Что же касается фантастической стороны, которую Рудольф называл «свободой и какофонией улиц», он выбрал марширующие оркестры Чарлза Айвза: «Отец Айвза руководил оркестром, и они с сыном, бывало, экспериментировали: один оркестр шагал к площади в одной тональности; напротив шагал другой оркестр, который играл в другой тональности и другом ритме. И они сталкивались. В музыке Айвза [это] есть».

Он попросил стать музыкальным руководителем специалиста по Айвзу, Майкла Тилсона Томаса; Томас сделал подборку пьес композитора. Рудольф предлагал использовать камерную музыку Айвза для интерьерных сцен, «как будто доктор Слоупер играет», но позже утверждал, что Тилсон Томас хотел дирижировать с начала до конца. Более того, когда Рудольф самостоятельно изменил порядок пьес, Тилсон Томас «очень обиделся и ушел».

Однако сомнительно, мог ли даже атмосферный музыкальный контраст, которого добивался Рудольф, способствовать успеху «Площади Вашингтона». Стиль Айвза, как признавал он сам, – «не совсем Генри Джеймс», так как ее бравурный популизм совершенно не совпадает с психологической тонкостью книги. Сам балет стал ошеломляющей путаницей. Десять минут с начала действия – а сюжет не начинается, только одна за другой возможности танцевать для самого Рудольфа. Зрители понятия не имеют, кто такие три женщины, выступающие его партнершами (умершая жена, дочь, сестра). Склонность к загадочной эмоциональной драме он унаследовал от Энтони Тюдора, чье творчество он получил возможность изучить, готовя его вечер в Парижской опере. Мастер рассказа или определения характера через жест, Тюдор достигал своего, приковывая внимание зрителей к сиюминутной ситуации, в то время как Рудольф постоянно отвлекает взгляды. И хотя ансамбли на площади на параде в честь Четвертого июля искусно поддерживают контрапункт и маршируют наискосок навстречу друг другу, создавая настроение, граничащее с атональной истерией, массовые сцены не вписываются в семейную драму. Презрительный отзыв Крос о Рудольфе как «хореографе потрясающей некомпетентности» вызваны сценами в интерьере, слабо исполненными любовными дуэтами и поистине ужасным, на заплетающихся ногах, «комическим» номером – перепалкой Морриса и Тетушки – на мелодию «Боже, храни королеву».

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука