Рудольф в то время работал над новым балетом по роману Генри Джеймса «Площадь Вашингтона». Вместо Найджела создавать либретто ему помогал сценарист Жан-Клод Карьер. Входивший в парижскую группу Питера Брука Карьер все больше интересовался театром; он познакомился с Рудольфом, когда открылся театр «Буфф дю Нор». «Я видел, что он идет один. Он самый первый вошел и купил билет – таким он был человеком». С тех пор они подружились и несколько раз ужинали друг у друга дома. Рудольф любил беседовать о французских писателях, особенно Прусте, – он признавался, что Пруста ему нелегко было понять. «Наконец он прочел его по-русски». Работая над «Площадью Вашингтона», Рудольф попросил Карьера помочь ему выбрать важные моменты, хотя и сам фонтанировал идеями – в основном не имевшими отношения к роману. «Больше всего его занимало понятие вины; вины по отношению к тому, кого ты не помнишь». Это проявлялось в том, как отец героини, доктор Слоупер (роль которого исполнял Рудольф), как будто наказывает себя за смерть жены. Его мучительное соло поставлено в манере Грэм; вот еще один пример того, что Рудольф хотел объяснить, что происходит, еще до начала собственно действия.
Работая над постановкой, он проводил много времени с Шарлем Жюдом, кого выбрал на роль Морриса Тауншенда, поклонника Кэтрин, охотника за богатым приданым. Хотя было известно, что и сам танцовщик довольно корыстен – «Чарльз любит деньги, вместо глаз у него значки доллара», – маловероятно, что Рудольф подбирал исполнителей, похожих по характеру на персонажей, так как Джуд утверждает: они оба забывали о сюжете, пока вместе работали над постановкой. Он вспоминает, как они дружно работали над джазовой, в духе Астера, комбинацией элементов Тауншенда и Доктора; они должны были постоянно меняться местами, то взбегая по лестнице, то спускаясь с нее. «Мы были как отец и сын – и наконец сын становится отцом». Кроме того, Джуд уверяет, что Рудольф хотел, чтобы «Площадь Вашингтона» представляла две страны, в которых он проводил больше всего времени – его затворническую жизнь в Париже против общественного шума и движимой долларом культуры Нью-Йорка. В результате получилось как будто два разных балета: интимный, элегантный мир романа Джеймса контрастировал с фантасмагорическими парадными сценами уличной американской жизни XIX в. Что же касается фантастической стороны, которую Рудольф называл «свободой и какофонией улиц», он выбрал марширующие оркестры Чарлза Айвза: «Отец Айвза руководил оркестром, и они с сыном, бывало, экспериментировали: один оркестр шагал к площади в одной тональности; напротив шагал другой оркестр, который играл в другой тональности и другом ритме. И они сталкивались. В музыке Айвза [это] есть».
Он попросил стать музыкальным руководителем специалиста по Айвзу, Майкла Тилсона Томаса; Томас сделал подборку пьес композитора. Рудольф предлагал использовать камерную музыку Айвза для интерьерных сцен, «как будто доктор Слоупер играет», но позже утверждал, что Тилсон Томас хотел дирижировать с начала до конца. Более того, когда Рудольф самостоятельно изменил порядок пьес, Тилсон Томас «очень обиделся и ушел».
Однако сомнительно, мог ли даже атмосферный музыкальный контраст, которого добивался Рудольф, способствовать успеху «Площади Вашингтона». Стиль Айвза, как признавал он сам, – «не совсем Генри Джеймс», так как ее бравурный популизм совершенно не совпадает с психологической тонкостью книги. Сам балет стал ошеломляющей путаницей. Десять минут с начала действия – а сюжет не начинается, только одна за другой возможности танцевать для самого Рудольфа. Зрители понятия не имеют, кто такие три женщины, выступающие его партнершами (умершая жена, дочь, сестра). Склонность к загадочной эмоциональной драме он унаследовал от Энтони Тюдора, чье творчество он получил возможность изучить, готовя его вечер в Парижской опере. Мастер рассказа или определения характера через жест, Тюдор достигал своего, приковывая внимание зрителей к сиюминутной ситуации, в то время как Рудольф постоянно отвлекает взгляды. И хотя ансамбли на площади на параде в честь Четвертого июля искусно поддерживают контрапункт и маршируют наискосок навстречу друг другу, создавая настроение, граничащее с атональной истерией, массовые сцены не вписываются в семейную драму. Презрительный отзыв Крос о Рудольфе как «хореографе потрясающей некомпетентности» вызваны сценами в интерьере, слабо исполненными любовными дуэтами и поистине ужасным, на заплетающихся ногах, «комическим» номером – перепалкой Морриса и Тетушки – на мелодию «Боже, храни королеву».