Рудольф Нуреев. Жизнь

Мод, которая танцевала в первых постановках двух из трех балетов («Сиреневый сад» и «Темные элегии»), поехала в Париж, чтобы воздать должное Тюдору, и жила на набережной Вольтера. Рудольфу наверняка хотелось бы, чтобы она приезжала чаще, и он говорил, что ее визиты всегда оказывались слишком короткими. «Ты приносишь свет, – говорил он ей. – Рядом с тобой люди успокаиваются». Но из-за того, что он был так занят, она мало видела его, и ей казалось, что она обременяет его друзей, которых он просил позаботиться о ней – чаще всего Дус. «Вечером она обычно забирала меня и сидела со мной… Она заботилась обо мне так же, как она заботилась о Рудольфе». Через несколько дней Мод неизменно начинала тосковать по дому на Виктория-Роуд, где она чувствовала себя ближе к Найджелу – ее чувства Рудольф прекрасно понимал. На ужине в канун Нового года на набережной Вольтера, пока другие гости разговаривали и ждали полуночи, Рудольф посмотрел на Мод, сидевшую напротив, и тихо сказал: «Нам не хватает Найджела, правда?» «От него ничто не ускользало. Он был такой заботливый… Обычно смотрел на меня и примерно в половине двенадцатого говорил: «Мод, ты устала». Кто-то сказал, что двенадцать – самое позднее время, когда ему следует мне звонить после смерти Найджела… В то время я плохо спала, и мне было бы приятно, если он звонил мне в два часа ночи. Но он не звонил, потому что ему сказали, что тогда я не смогу снова заснуть».

Мод было уже под восемьдесят; ее зрение и слух постепенно ухудшались. Она не хотела, чтобы Рудольф волновался из-за нее, ведь он сам вызывал у нее тревогу. В письме Уоллесу 8 марта 1985 г. она призывала его связаться с Рудольфом, напоминая, как ему нужна поддержка старых друзей.

«Руководить большой труппой – удел одиноких… и когда заканчиваются его долгие и трудные дни в театре (никакого отдыха под вечер, как раньше) и он возвращается домой, часто в 8 вечера или позже, он не хочет ничего, только расслабиться у телевизора, поиграть Баха на клавесине и лечь спать, хотя спит он плохо. Как всегда. И конечно, поскольку он по-прежнему больше всего остального хочет танцевать сам, он мечется по всей Франции ради двух вечеров, или едет в Вену, Венецию, по всей Италии, в Берлин, а на прошлой неделе провел даже два вечера в Стратфорде-на-Эйвоне. Он теперь живет в самолетах, больше, чем раньше, и, по-моему, никогда не отдыхает. Только гигант способен выдержать такое напряжение, а он удивляется, почему он устает. Сейчас ему также приходится – 15 дней подряд – каждый день по три часа проводить в больнице, где ему в кровь, по-моему, вводят какую-то вакцину, из-за чего ему иногда приходится вставать в 6 или 7 утра, чтобы успеть в больницу. Например, в прошлое воскресенье он вышел из дому в 7 утра, поехал в больницу на сеанс, потом сел на самолет в Модену, где у него были дневной и вечерний спектакли с маленькой группой танцоров из Оперы. Он сам участвовал почти во всех балетах («Аполлон», «Песни странствующего подмастерья» и т. д.). Потом, в 7 следующего утра, – еще один самолет, назад в больницу на следующий сеанс лечения, оттуда в Оперу на репетицию, и снова почти до 8 вечера».

Лечение, которое назначили Рудольфу, заключалось в переливании антиретровирусного препарата HPA-23 (вольфрамата антимония). 23 февраля 1983 г. в «Ланцете» появилось письмо в редакцию, подписанное девятью французскими учеными, первопроходцами в области лечения СПИДа, – среди них были Вилли Розенбаум и Люк Монтанье. В письме говорится о том, как четырем пациентам, трем из которых был поставлен диагноз СПИД в мае 1984 г., в июле начали переливать HPA-23, и год спустя все они были еще живы. Лечение не оказывало существенного влияния на их иммунодефицит, и тем не менее сокращало репликацию вируса LAV, а у одного пациента больше не наблюдалось ухудшения в его ранее стремительно прогрессировавшей саркоме Капоши. Поскольку это была первая демонстрация подавления роста LAV, результат поощрил врачей применить HPA-23 еще на одиннадцати пациентах.

Вилли Розенбаум впервые услышал о лекарстве в апреле 1983 г. и, воспользовавшись случаем, стал давать своим пациентам HPA-23, хотя никаких гарантий, что лечение подействует, у него не было. «Иногда сталкиваясь с моральной подавленностью пациента и страхом его окружения, мы поддавались гневу, и я, со своей стороны, был готов назначить практически любое экспериментальное лечение… Больным ВИЧ поистине нечего терять».

Он договорился, что Рудольф будет приезжать в больницу Ля Питье-Сальпетриер трижды в неделю, где ему ставили капельницы. Мари-Сюзанн привозила его в больницу в семь утра и тихо сидела у его больничной койки на протяжении трех часов, пока шло вливание. Пять месяцев спустя в Париж прилетел киноактер Рок Хадсон, чтобы тоже начать курс лечения HPA-23 (его назначил Доминик Дормон, еще один врач, подписавший письмо в «Ланцет»).

После четвертой недели Хадсон, который перестал терять вес, был убежден, что лекарство действует. «У меня нет СПИДа! – радостно объявил он. – Я его побил!»