Потом он был в ужасе от собственной откровенности. Еще бы, это его высказывание разрушило образ Руди Нуреева – великого и ужасного. Но очень скоро убедился, что ничего страшного не последовало, и наоборот, люди стали к нему относиться чуть лучше. После этого в других интервью он иногда рассказывал, какой смелой и мужественной была его мать, с какой любовью она относилась к своим детям, и как он теперь сожалеет, что, будучи несметно богат, не в силах обеспечить ей нормальное лечение: ведь ни Фариду, ни сестер Рудольфа из СССР не выпускали.
Люди сочувствовали ему, в мире даже было организовано общественное движение в поддержку семьи Нуреевых. В 1976 году был создан комитет, состоящий из известных деятелей культуры, среди которых были Иегуди Менухин, Теннеси Уильямс, Джон Гилгуд. Его члены составляли петиции, собирали подписи – всего было собрано более десяти тысяч подписей под просьбой дать матери Рудольфа Нуреева разрешение на выезд из СССР. Сорок два сенатора Соединенных Штатов Америки обращались лично к руководителям страны, за Нуреева ходатайствовала ООН, но все оказалось бесполезным.
1 апреля 1977 года «Нью-Йорк Таймс» опубликовала открытое письмо Нуреева, в котором тот подтверждал свой политический нейтралитет и умолял Кремль выпустить за рубеж Фариду Нурееву, ее дочь Розу и внучку Гюзель. Эту просьбу поддержали многие, и в 1982 году сестра Нуреева Роза и ее дочь Гюзель приехали в Париж. А вот Фариде Нуреевой такого разрешения не давали, несмотря на ухудшающееся здоровье, которое оставляло ей мало шансов еще раз увидеть сына.
Роза всю жизнь проработала воспитательницей в детском саду, несмотря на то что у нее было высшее педагогическое образование. Ей было пятьдесят два года, то есть она была уже полностью сформировавшимся человеком, причем личность ее формировалась в принципиально иных условиях, нежели у Рудольфа. Образ жизни брата она принять не смогла.
Юная Гюзель внешне очень походила на своего дядю. Поначалу она была в восторге! Ее заворожил Париж, так непохожий на ее родную Уфу, изумили друзья ее дяди – элегантные, ярко и со вкусом одетые, модные. А вот потом Рудольфу пришла в голову идея сделать из Гюзель балерину, а выяснить, хочет ли этого сама девушка, он не потрудился. Ну а при отсутствии амбиций с ее стороны самые лучшие педагоги не смогли ничего сделать. К тому же девушка плохо адаптировалась к западному образу жизни. И она, и ее мать не знали правил, принятых на Западе, быстро уставали от столичной суеты, скучали по Родине. И несмотря на то что обе решили не возвращаться домой, вожделенной дружной семьи Рудольф не получил.
Нуреев передал сестре свой огромный дом под Монте-Карло и купил племяннице квартиру в Париже, на набережной Вольтера, в доме, где жил сам. А две другие его сестры так и остались в Уфе: им приходилось ухаживать за тяжелобольной матерью.
Лишь после прихода к власти Михаила Горбачева, с началом перестройки Нуреев смог совершить две поездки на родину.
В 1987 году ему разрешили краткий визит в СССР, чтобы проститься с матерью перед ее кончиной. Даже сложно сказать, чем именно было это разрешение – милосердием или издевательством. Ему дали ровно семьдесят два часа на то, чтобы прилететь в Москву, добраться до Уфы и вернуться назад. Надо отметить, что приговор суда к тому времени отменен не был, и многие друзья Нуреева считали, что эта поездка – ловушка, и все закончится для него арестом. Он не спорил:
– Я могу окончить свои дни в Сибири, – соглашался он с ними перед вылетом, но решения лететь в СССР не изменил.
Фарида к тому времени лежала пластом и почти никого не узнавала. Он подержал мать за руку, что-то говорил ей – она не отвечала. А Рудольфу уже пора было уезжать. Дня через два после его отъезда Фарида вдруг пришла в себя и спросила:
– Он настоящий? Рудик был настоящий?
Через три месяца ее не стало.
Тогда же в Уфе Нуреев повидал Анну Удальцову, которой уже исполнилось сто лет. «Я тоже хочу до ста лет жить!» – невесело пошутил танцовщик, понимая, что годы его сочтены. Старая учительница приняла и обняла своего «любимого мальчика» и одновременно «ублюдка и предателя Родины». «Если государство его простило, почему я должна быть более роялистом, чем король?» – надменно ответила она любопытным журналистам.
Последняя гастроль
Через два года Нурееву была предоставлена возможность станцевать несколько спектаклей в Кировском театре. Увы, радости эти гастроли не принесли ни ему самому, ни зрителям, хотя старые друзья Рудольфа по Кировскому театру были искренне рады его видеть! Наталья Дудинская и Нинель Кургапкина встретили его доброжелательно и весело.
СССР в конце восьмидесятых был малопривлекательным местом, уровень жизни в стране, мягко говоря, был ниже среднего. Артист был уже серьезно болен, кроме того, его преследовали травмы: он в очередной раз порвал связку. Из его танца исчезли легкость, эластичность, кураж.