Рудольф Нуреев

Предчувствие близкой смерти не могло не сказаться на хореографии балета. Нарочито пышные сцены первого акта – храм, дворец раджи, – контрастируют с аскетичностью акта второго. Нуреев ввел в свою постановку множество мужских вариаций, он не стал отдавать танец на откуп лишь грациозным и бесплотным балеринам.

Первый акт представлял собой настоящий пир жизни, буйство красок, и почти чрезмерную роскошь декораций. Танцовщики были наряжены в яркие экзотические костюмы сочных, насыщенных цветов. Классические сцены из постановки Петипа чередовались с новшествами Нуреева, а исполнители выделывали па, которые редко встретишь в классическом балете. Довольно непривычна симпатия, с которой Нуреев решил образ Гамзати – дочери раджи и невесты Солора. Покорная любящая дочь, она готовится стать разумной и верной супругой, и поэтому вмешательство в ее жизнь храмовой танцовщицы оскорбляет девушку. Она искренне пытается договориться с Никией, не умаляя при этом своего достоинства, она предлагает ей золото, украшения, но Никия ведет себя глупо и агрессивно. Забыв, что она неровня дочери раджи, она сопротивляется и даже угрожает сопернице кинжалом. Такое не может быть прощено! И на свадьбе Никия получает неизбежный страшный дар – корзину со змеей. Иначе и быть не могло… Жрец протягивает Никии спасительное противоядие. Она с надеждой смотрит на любимого, но Солор отворачивается: он смирился с мыслью о женитьбе. Никия умирает.

Депрессия Солора, его нежелание жить, пристрастие к кальяну с наркотическими снадобьями – это начало второго акта, который решен в строгих черно-белых тонах. В опиумных видениях Солор переносится в иной мир – мир теней, где он может быть вместе со своей настоящей любовью. Слишком поздно он понял, что любил лишь Никию, и без нее счастья ему не видеть.

В опиумных грезах он видит Никию: из-за кулис появляется танцующая балерина в белоснежной пачке. Фигура баядерки двоится, и вот на сцене уже две балерины, выполняющие идентичные движения. Потом Никий становится три, потом – четыре, пять… И вот уже целая вереница призрачных Никий уводит Солора в мир грез.

Конец балета бравурный, почти радостный: видимо, доза страшного зелья была слишком велика, и Солор действительно воссоединился со своей возлюбленной.

Тут ясно видны собственные мысли и чувства Нуреева: к началу девяностых почти все, кого он любил, уже умерли, и он готовился сам уйти в иной мир.

На премьере виновник торжества был уже не в силах встать на ноги. Выглядел он дряхлым стариком и на протяжении всей церемонии не вставал с кресла, напоминавшего трон. Облысевшую голову прикрывал черный берет, алый шелковый шарф оттенял бледность его исхудавшего измученного лица. Нурееву на премьере «Баядерки» была вручена высшая награда Франции в области искусства – орден Почетного легиона. Это было фактически прощанием со смертельно больным артистом. И все присутствующие, и сам Нуреев знали, что церемония награждения одновременно была и его прощанием – прощанием с театром и с жизнью.

Сразу после спектакля Рудольф Нуреев отправился в больницу, понимая, что из нее ему уже не выйти. Силы быстро покидали его, и он часто спрашивал врачей: «Мне конец?» – а те не решались сказать ему правду. По правде говоря, они считали чудом уже то, что он умудрился прожить столько лет с вирусом в крови. Говорят, что характер его в те дни изменился, он больше не спорил ни с кем, не дерзил, послушно выполняя все просьбы и требования ухаживавших за ним людей.

Похороны

Рудольф Нуреев умер 6 января 1993 года в возрасте 54 лет.

Гроб с его телом был выставлен в фойе Гранд-опера. Фойе утопало в белых хризантемах – символе смерти у русских декадентов. Нуреев лежал в гробу в строгом черном костюме и в восточной чалме.

Было проведено две заупокойных службы: по мусульманскому и по православному обряду. Незадолго до смерти Нуреев принял православие.

Друзья и коллеги покойного читали стихи Пушкина и Байрона, Гёте и Рембо. Нинель Кургапкина прочла строки из «Евгения Онегина». Потом до катафалка гроб на руках отнесли ведущие танцовщики театра.

Нуреев завещал похоронить себя на русском эмигрантском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа недалеко от могилы выдающегося русского режиссера Андрея Тарковского.

Выбирая участок Нуреев позаботился, чтобы он располагался как можно дальше от могилы Сержа Лифаря, которого он терпеть не мог. Несколько по-детски и очень в духе Нуреева. Но судьба посмеялась: могилы Лифаря и Нуреева хоть и расположены в разных концах кладбища, но на одной аллее.

Надгробие танцовщика великолепно, без сомнения, это произведение искусства. Оно изображает чемодан или дорожный сундук, накрытый восточным ковром – красочным, ярким, собранным из многоцветной мозаики. Автором этого необычного надгробия стал Эцио Фриджерио, работавший и над «Баядеркой» – последним балетом Нуреева.