Читаем Руфь полностью

Но затрудненіе, въ которое поставила его связь съ Руфью, примѣшивало въ его умѣ, къ воспоминанію о ней, чувство досады и раскаянія, что онъ впутался въ это дѣло. Онъ желалъ бы никогда не встрѣчаться съ нею, но желалъ и этого съ тою томною лѣнью, съ какою желалъ и чувствовалъ все что не касалось непосредственно его ежедневнаго комфорта. Это стало для него самымъ затруднительнымъ, самымъ непріятнымъ дѣломъ. Впрочемъ несмотря на то, что Руфь была причиною его затрудненія, онъ не могъ слышать когда на нее клеветали; вѣроятно движенія его выразили это слишкомъ твердо, потомучто мистриссъ Беллингемъ тотчасъ же повела дѣло иначе.

— Я считаю лишнимъ спорить насчетъ характера этой дѣвушки, но надѣюсь, что ты не станешь оправдывать свою связь съ нею; надѣюсь еще, что ты не до такой степени утратилъ чувство приличія, чтобы допустить чтобы мать, твоя оставалась подъ одною кровлею съ этою погибшею женщиною, рискуя безпрестанно встрѣчаться съ нею.

Она подождала отвѣта, но его не было

— Я спрашиваю тебя объ одномъ: прилично это или нѣтъ?

— Полагаю что нѣтъ, отвѣчалъ онъ мрачно.

— А я полагаю изъ твоего отвѣта, что по твоему мнѣнію лучше всего было бы рѣшить затрудненіе такимъ образомъ: чтобы я уѣхала и оставила тебя съ твоею развратною спутницею.

Отвѣта попрежнему не было, но признаки нетерпѣнія и скуки возрастали. Всему этому виною была Руфь. Наконецъ мистеръ Беллингемъ заговорилъ:

— Вы не хотите помочь мнѣ выйти изъ затрудненія. Я вовсе не желаю чтобы вы уѣхали и не намѣренъ платить оскорбленіями за всѣ ваши заботы обо мнѣ. Руфь не въ такой степени заслуживаетъ осужденія какъ вы полагаете, это я говорю и повторяю; но я готовъ не видѣться съ нею болѣе, если вы научите меня какъ это сдѣлать, не поступая неблагородно. Только, прошу васъ, избавьте меня отъ всѣхъ этихъ дрязгъ, пока еще я такъ слабъ. Я совершенно отдаюсь въ ваши руки. Раздѣлайтесь съ нею какъ знаете; лишь бы это было сдѣлано какъ дѣлаютъ порядочные люди, и чтобы я никогда болѣе не слыхалъ объ этомъ. Я не вынесу; дайте мнѣ покоя, избавьте отъ нравоученій, пока я запертъ тутъ и ничѣмъ не могу развлечься отъ непріятныхъ мыслей.

— Положись на меня, милый Генри.

— Довольно, маменька: это прескверное дѣло и я не могу не винить себя въ немъ. Мнѣ непріятно о немъ думать.

— Не будь слишкомъ строгъ къ себѣ и не упрекай себя, милый Генри, пока ты еще такъ слабъ. Ты хорошо дѣлаешь, что раскаяваешься, но я, съ моей стороны, убѣждена, что эта женщина разставляла тебѣ сѣти. Но, какъ ты говоришь, все должно быть сдѣлано прилично. Признаюсь, я была глубоко огорчена, услыхавъ объ этомъ дѣлѣ; но съ той минуты какъ я увидѣла ее — ну, хорошо, оставимъ это, если тебѣ не нравится. Благодарю Бога, что ты понялъ наконецъ свое заблужденіе.

Мистриссъ Беллингемъ посидѣла нѣсколько минутъ молча, о чемъ то раздумывая, потомъ послала за своимъ письменнымъ приборомъ и принялась писать. Сынъ ея пока безпокойно двигался въ нервномъ раздраженіи.

— Это дѣло замучитъ меня на смерть, отозвался онъ: — я не могу оторвать отъ него мысли.

— Ужъ предоставь мнѣ; я такъ устрою что все будетъ хорошо.

— Нельзя ли намъ уѣхать отсюда ныньче вечеромъ? Въ другомъ мѣстѣ меня это не такъ будетъ мучить; я боюсь опять увидѣться съ нею, меня пугаетъ сцена; а потомъ опять мнѣ кажется, что я долженъ бы повидаться и объясниться съ нею.

— Ты не долженъ и помышлять объ этомъ, Генри, сказала мистриссъ Беллингемъ, испугавшись одной этой мысли. Скорѣе мы уѣдемъ отсюда черезъ полчаса и попробуемъ перебраться къ ночи въ Пенъ-тре-Воласа. Теперь нѣтъ еще трехъ часовъ и намъ остается цѣлый вечеръ. Симпсонъ останется здѣсь и уложитъ остальныя вещи, а потомъ приѣдетъ съ ними къ намъ. Мангональдъ и кормилица поѣдутъ съ нами. Въ силахъ ли ты проѣхать двадцать миль, какъ ты полагаешь?

— Все на свѣтѣ, только бы выйти изъ этого затрудненія. Мистеръ Беллингемъ сознавалъ, что ему не такъ слѣдовало бы поступить съ Руфью, хотя прямой долгъ его ни разу не представился его уму. Но ему представлялся случай выпутаться изъ этой дилеммы и избѣжать множества упрековъ; онъ хорошо зналъ, что мать его не скупая на деньги, обдѣлаетъ дѣло «прилично»; а онъ съ своей стороны можетъ во всякое время дать Руфи тѣ объясненія, какія сочтетъ нужными. Такимъ образомъ онъ далъ на все свое согласіе и вскорѣ даже нѣсколько развлекся отъ своей скуки, глядя на хлопотливыя приготовленія къ отъѣзду.

Все это время Руфь спокойно сидѣла въ своей комнатѣ, убивая скучные, долгіе часы въ придумываніи всевозможныхъ сценъ свиданія. Комната ея выходила на дворъ и находилась во флигелѣ, довольно далеко отъ главнаго корпуса дома; поэтому происходившіе въ домѣ хлопоты не могли возбудить въ ней подозрѣній. Впрочемъ, если бы даже до ея слуха и доходило хлопанье дверей, громкія распоряженія и стукъ экипажей, то и тогда ей не пришло бы въ голову подозрѣвать истины. Въ любви ея было слишкомъ много вѣры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература