Читаем Руфь полностью

Руфь подняла на него глаза съ выраженіемъ смутнаго сознанія того что онъ сказалъ. Она глядѣла на него пристально и задумчиво, будто слова его задѣли въ ней какую-то тайную струну, и она прислушивалась теперь къ оставленному ею отголоску; такъ оно и было. Взглядъ ли его, полный состраданія, или сказанныя имъ слова, только они напомнили ей вдругъ о ея дѣтскихъ дняхъ, когда она сидѣла на колѣнахъ у матери, и въ эту минуту она сознавала только одно: страстное, болѣзненное желаніе вернуть эти дни.

Онъ подождалъ немного, частію оттого, что и самъ онъ былъ сильно потрясенъ этимъ случаемъ и видомъ обращоннаго къ нему грустнаго и блѣднаго личика, частію отъ инстинктивнаго сознанія, что въ этомъ случаѣ необходимо самое кроткое терпѣніе. Но вдругъ она заставила вздрогнуть его, вздрогнувъ сама отъ остраго чувства страданія. Она вскочила на ноги и оттолкнувъ своего новаго друга, быстро выбѣжала изъ калитки въ поля. Онъ не могъ ходить также быстро какъ другіе, но на сколько могъ ускорилъ шагъ и послѣдовалъ за Руфью черезъ дорогу, въ каменистую поляну. Но проходя по ней своею нетвердою поступью, при вечернихъ сумеркахъ, онъ вдругъ споткнулся и упалъ на острый камень. Рѣзкая боль въ спинѣ заставила его вскрикнуть, и въ эту минуту, когда и птицы и животныя стихли во снѣ и въ покоѣ ночи, громкій и болѣзненный крикъ этотъ далеко отозвался по сторонамъ. Онъ поразилъ Руфь, бѣжавшую въ какомъ-то отчаянномъ забытьи, и заставилъ ее внезапно остановиться. Крикъ этотъ сдѣлалъ то чего не сдѣлали бы никакія убѣжденія: онъ заставилъ ее образумиться. Нѣжная душа ея оставалась все таже, даже въ эту минуту, когда ее казалось покинули всѣ добрые ангелы. Въ былое время она никогда не могла слышать или видѣть тѣлесныя страданія какого бы то ни было божьяго созданія, не стараясь облегчить ихъ; вотъ и теперь, когда она стремилась къ страшной, преступной смерти, до нея доносится крикъ страданія и разомъ останавливаетъ ея дикій бѣгъ и заставляетъ обернуться, ища страждущаго.

Онъ лежалъ среди бѣлыхъ каменьевъ, не имѣя силы двинуться, но болѣе страдая отъ мысли, что это несчастное паденіе помѣшало ему поспѣть спасти Руфь, нежели отъ причиненной ему имъ боли. Какое глубокое чувство благодарности овладѣло имъ, когда онъ увидѣлъ, что бѣлая фигура остановилась, стала прислушиваться и медленно повернула назадъ, будто ища чего-то потеряннаго. Онъ едва могъ говорить и снова издалъ крикъ, похожій на стонъ, несмотря на невыразимую радость его сердца. Руфь поспѣшно приблизилась.

— Я расшибся; не покидайте меня, выговорилъ онъ.

Его слабая и нервная организація не вынесла избытка ощущеній и онъ лишился чувствъ. Руфь побѣжала къ маленькому, горному ручью, который журчаньемъ манилъ ее за минуту передъ тѣмъ искать забвенія въ глубокомъ пруду, куда онъ сбѣгалъ. Она на брала въ руки свѣжей, холодной воды и донеся ее до лежавшаго, спрыснула ему лицо и привела его этимъ въ чувство. Онъ однако продолжалъ молчать, придумывая съ чего бы начать, чтобы склонить ее послушаться его совѣтовъ. Но въ эту минуту она сама кротко спросила его:

— Получше ли вамъ, сэръ? вы очень ушиблись?

— Нѣтъ, не очень; теперь мнѣ лучше. Быстрая ходьба причиняетъ мнѣ внезапную слабость въ спинѣ и вѣроятно я упалъ при этомъ на какой-нибудь камень. Я скоро встану; надѣюсь, что вы поможете мнѣ дойти до дому.

— О конечно! Можете вы теперь идти? Я боюсь, что вамъ не хорошо долго лежать на травѣ: тутъ очень росисто.

Ему такъ хотѣлось исполнить поскорѣе ея желаніе и не дать ей оторваться отъ него мыслію, что онъ тотчасъ же повернулся, пробуя встать. Боль была жестокая и Руфь это замѣтила.

— Не торопитесь же, сэръ, вѣдь я могу подождать.

Тутъ въ умѣ ея мелькнуло воспоминаніе о томъ дѣлѣ, которое ей пришлось отложить, но немногія, простыя слова, которыми они успѣли обмѣняться, какъ-будто пробудили ее отъ бреда. Она сѣла на землю подлѣ своего товарища, и закрывъ лицо руками, принялась неутѣшно и горько плакать. Она позабыла о его присутствіи, но помнила только, что кто-то ждетъ отъ нея ласки и помощи, что она нужна на свѣтѣ и не должна такъ опрометчиво покидать его. Это сознаніе не уяснялось въ ней въ опредѣленную мысль, но оно овладѣло ею и мало-помалу смягчило ея ожесточеніе.

— Не можете ли помочь мнѣ теперь встать? спросилъ онъ немного погодя.

Руфь молча помогла ему подняться, потомъ взявъ подъ руку, осторожно повела его по бархатнымъ тропинкамъ, гдѣ росъ между каменьями короткій и мягкій мохъ. Выйдя на большую дорогу, они тихо шли при лунномъ свѣтѣ. Онъ указывалъ ей легкимъ движеніемъ руки наиболѣе уединенные проулки, которыми можно было пройти къ его квартирѣ надъ лавочкою; дѣлая это, онъ думалъ о ней, онъ понималъ какъ ей тяжело будетъ увидѣть освѣщонныя окна гостиницы. Подходя къ открытой двери своего дома, онъ тяжело оперся на ея руку.

— Войдите, сказалъ онъ, не оставляя ея руки, но въ тоже время боясь придерживать ее, чтобы Руфь именно по этому не вырвалась и не убѣжала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература