Ругачёвские чудеса

Сам собой гроб запалился! Да с таким жаром, что вокруг растаял снег. А из талого снега – талая вода поднялась и взметнулась высокой стеной, струями вверх. Стала точно стена из мутного стекла, окружившая гроб Пахомыча. Но через неё хорошо было видно, как пылает высоким огнем гроб Пахомыча. Остался один пепел. Но и его быстро смыло упавшими на него струями той талой водяной стены. Ушел Пахомыч от соседей, от родственников, унесли его девки-водяницы и верный ему волк огневой.

Как закончилось это святотатство, поскорее закопали его могилу. И молча кто разошелся по домам, а Леонид с Анной уселись в автобус, уже ни о чем не разговаривая между собой. Поехали к станции.

Год спустя летом, на кухне вновь выстроенного на месте старого пчельника дома на отшибе Ругачёва, Анна, жена Леонида, месила тесто. Она старательно месила, скорее слушая, а не смотря «Новости» по включенному телевизору. Диктор рассказывал о пожарах, бушевавших в то лето в Подмосковье. Эти новости о пожарах, охвативших и Подмосковье и распространяющихся все дальше. Поэтому в те дни ждали и слушали как «от Советского Информбюро» – точно вести с передовой.

Поэтому редкий в их пчельнике на отшибе стук в дверь не обрадовал Анну. Она, раздосадованная, что не удалось дослушать новости, пошла открывать дверь.

Это пришли к ней несколько постаревшие за прошедший год соседки из деревни, что растянулась вдоль шоссе, – Раиса и Машка.

Обе старушки как-то смущенно топтались у двери, не решаясь заходить в дом. Наконец Раиса, глубоко вздохнув и явно набравшись смелости, начала первой. Заговорила она смущенно, но и как-то торжественно:

– Ань… знаешь… А аккордеон Пахомыча? Он у тебя цел?

– Цел! Его Леня еще тогда на чердак закинул. Сразу после похорон. А что? – переспросила Анна, машинально вытирая руки о пёстрый ситцевый фартук.

Mania, которую, невзирая на местную привычку обращаться друг к другу как когда-то в школе или в детстве, Анна все же всегда звала уважительно Мария Ивановна, продолжила:

– Видишь, пожары какие! Стихийное бедствие! Вот, сама видишь, что лютует Пахомыч! Лютует… Вот мы всем миром и посоветовались, что делать…

Анна настороженно возразила:

– Мария Ивановна! Раиса Семеновна! А мы-то что можем сделать? Пожарные не справляются. Армию, мальчишек-солдатиков тушить пожары бросили! Но и Тверская область вся пылает. Шатура… Ужас! И смотреть страшно, что по телевизору показывают!

Соседки переглянулись, словно желая найти поддержку друг в друге. Явно досадуя на несообразительность Анны:

– Ну да… Да… И пожарные, и армия не справляется… Вот мы и решили: а давай-ка вот мы скинемся и выкупим у тебя этот проклятущий аккордеон.

Анна только ахнула и развела руками от удивления, спросив соседок:

– Да зачем вам аккордеон Пахомыча? – изумилась она.

Машка громко свистящим шепотом, почему-то оглядываясь по сторонам, произнесла Анне на ухо:

– Да сожжем мы его! На хрен сожжем!

Анна спорить не стала. Молча оставила соседок и пошла за аккордеоном, пылившимся на чердаке. Вернулась с аккордеоном, брезгливо вынося его соседкам на вытянутых руках.

– Не надо денег, так берите… – сказала Анна, отдавая аккордеон.

Потом взяла полное ведро воды. И три женщины вышли в темную августовскую ночь. Положили аккордеон на землю. Да только Анна задела его ногой. Мехи растянулись, и аккордеон издал жалобный, воющий стон. Потом аккордеон Пахомыча, словно проснувшись, заметался и завыл, точно зверь живой. Да так жалостливо, точно всю душу в тоску тянул, как в болото затягивал.

Но вдруг мощно взметнулся тем самым огненным волком. Анна испугалась и выплеснула на него воду из ведра. Бросив его на землю и метнувшись в сторону дома. Соседки вместе с нею. Так та вода из ведра под вой и стон аккордеона обратилась в пляшущую Водяницу. Так нежно обвила она пламенеющую выю волка, что сердце захолонуло от жалости к этому лютому зверю. А он все корчился в агонии на той полянке, среди старых лип, заброшенного барского парка, а потом и бывшего колхозного пчельника. Пылающий волк становился все меньше. А потом и пепла не осталось, все смыла Водяница и в землю ушла.

Машка, годами хоть и старушка, но и тут не растерялась и проявила свою боевитость. Любопытство взяло верх, и она опасливо вернулась к тому месту. Машка опасливо подошла ближе, наклонилась и погладила ладонью заскорузлой, натруженной руки где только что отплясывала свой танец Водяница. Машка выпрямилась и, поджав губы, задумалась в крайнем изумлении. Немного помолчав, словно подсчитывая что-то про себя, произнесла:

– Сухо! Совсем сухо… Ой! Бабы… Страшно! Совсем сухая земля! Точно померещилось нам всё это!

Анна смотрела на опустевшее место, остолбенев, словно не веря самой себе, что только что видела и огненную агонию волка, и девку Водяницу. Она, с трудом шевеля пересохшими губами, произнесла:

– Лучше никому и не говорить! Не поверят! Соседки тотчас согласились с нею:

– Ага! Верно! А то… Скажут, что мы совсем того – ку-ку!

– Пойдемте чаю попьем! Успокоиться нужно! – пригласила в дом соседок Анна.