Ругачёвские чудеса

Юрке выпала та сама безответная, вернее, даже безвопросная любовь.

Потому что он понимал, что к чему. И кто он. И кто она, то есть, что всё ни к чему, было для него совершенно очевидно. Что и не решится он испугать её своими признаниями, что самое великолепное и сказочное счастье – это только изредка полюбоваться ею издалека, притаившись за витриной сельпо. Как на чудо, как на диковинку.

Только у внезапно появившейся в Ругачево Маргариты – вот уж точно, словно с неба упала – и глаза должны были быть такие голубые-голубые – «июльские», как тихо шепнуло ему его сердце, когда увидел её Юрка впервые в магазине. Он тогда только благодаря тому, что заснул под включенное радио, проснулся, услыхав, узнал, что сегодня 13 октября. Старый Юрка вспомнил, что это день его рождения. С того дня в Юркиной жизни изменилось все, хотя внешне все оставалось по-прежнему.

Продавщица Машка так мучилась от головной боли, что и говорить не было сил. Клавдия, сочувствуя ей, посоветовала:

– А ты купи у Маргариты вышитую ею тюбетейку. Очень от головы помогает! Я даже сплю в ее шляпке, в фетровой, в синей. Пошла раз в ней мести. Так – то ветер поля шляпы задувает, то – народ идет и смеется надо мной. Что вот выгнали барыню в шляпе улицы мести! Потому не ношу больше, только так – дома перед зеркалом повертеться. А тюбетейки, говорят, еще сильней действуют! Да в ней сны добрые снятся, всё плохое улетает! – не останавливаясь и продолжая с сопением тереть полы магазинчика шваброй, рассказывала уборщица Клава. – И чего маешься, раз голова болит? Вот два шага, вон напротив магазина ателье «Маргарита»! И стоит-то тюбетейка не дороже твоих солпадеинов-пенталгинов! Уж давно купила бы и голова не болела бы, сходи! А я тут в магазине присмотрю, пока к ней сбегаешь! Но продавщица Машка только фыркнула в ответ. Клавдия с досадой посмотрела в окно на ателье «Маргарита» и, глядя на играющего рядом с домом в песочнице Марата, продолжила:

– А её сынишка, Марат, рано встает, чтобы лепить дворцы в песочнице, пока другие дети не проснулись. В первый класс скоро, а он все в песочнице. Чтобы не смеялись, что он, как маленький, из песочницы не вылезает, он рано в песочнице лепить начинает. Я выхожу подметать улицу в полшестого, а он уже в песочнице. Конечно, вон он в песочнице, Марат. Лепит… Вот ведь талант, ну, все лепят, а он как-то особенно. Украшает свои дворцы… – отвечала продавщице, не поднимая головы, глядя только на свою швабру, уборщица в магазине. В тот самый момент, когда Юрка замер на пороге, почему-то сразу поняв, что речь идет о Маргарите и ее сынишке.

Но, видимо, продавщица Mania в этот день была не в духе и настроена поспорить. Она мрачно посмотрела через плечо в окно, поежилась от утренней прохлады и ответила:

– Да… Вот он – дворцы свои лепит. Только ничего хорошего от талантов этих! Всё плохо от таланта – мозги враскоряку!

Юрка вошел и тоже посмотрел в окно. В окне видна песочница… Марат, мальчик шести лет, лепил в песочнице причудливые замки и фигурки животных, украшая их ветвями, выкладывая узоры камушками.

– Так – приехал… и с вокзала – стройка – ремонт – рынок. Понятно… А талант – что с ним делать? Талант… Что? На хлеб талант не намажешь! А он же парень! От таланта же не откусишь… Хоть в ту тюбетейку залезай с ногами от этой жизни. Ни анальгин, ни солпадеин не помогает, третий день голова болит! – передернула плечами раздраженная Машка.

Но уборщица Клава не унималась:

– Вот зря смеёшься над тюбетейками Маргариты! Зря плохие слова говоришь. Ну, все наши знают, что они чудесные! Ну, что ты упрямишься?! Надень… и все хороню станет! Всё лучше, чем химию эту глотать, от таблеток один вред!

Но Машка раздраженно одернула её:

– Э… молчи! От глупостей хороню не станет – только голова сильней болит! Сказок ты наслушалась! Тюбетейка на голову – и все пройдет?! Так и ведро присоветуют, так что ж – в ведре на башке ходить?

Юрка замер на пороге, слушая уборщицу Клаву. Она, почуяв внимательного слушателя, словно доказывая, что последнее слово не за Машей, переключила своё красноречие на Юрку:

– Всем хороню становится, когда тюбетейки с её вышивкой надевают!

– Почем? – спросил Юрка.

– Так как обычно, дядь Юр! Не подорожало. Ты что, забыл, почем родимая?

Из-за прилавка Машка назвала ему выученную цену его обычной водки. Но он отмахнулся и переспросил у уборщицы еще раз стоимость тюбетейки.

– Так за триста отдает!

Машка привычным жестом поставила на прилавок бутылку. Но Юрка, как не поздоровавшись, так и не попрощавшись, повернулся и молча ушел.