Он прекрасно знал, что неправильность его избрания должна была глубоко оскорбить и озлобить казаков, что они ни в каком случае не простили этого явного нарушения их прав, и если молчат до сих пор, то только из страха перед прибывшими московскими войсками. Поэтому Самойловичу надо было прежде всего избавиться от своих внутренних врагов, которые могли бы содействовать народному волнению, а затем милостивым правлением и всевозможными льготами заслужить симпатию казаков и народа, чтобы заставить их забыть допущенное при его избрании нарушение прав.
Первым делом Самойлович распорядился насчет Гострого и Марианны. Отправив для наблюдения над Гострым и Марианной сильный отряд, он принялся исподволь освобождаться от соучастников заговора против Многогрешного. Прежде всего он постарался избавиться от Мокриевича, на верность и преданность которого нельзя было ни в каком случае положиться, затем от обозного Забелы, который все время питал надежду на то, что его изберут гетманом, а потому затаил в душе тайную обиду на Самойловича; такая же участь постигла и других опасных для него лиц. Только Домонтович и Райча избежали его опалы, да и то потому, что, по своей бездарности и непопулярности, были вполне безопасны для него.
Удаляя таким образом мало–помалу всех опасных лиц, Самойлович старался изо всех сил заслужить расположение народа. Так как в Украйне, благодаря столь продолжительным неурядицам, наступил голод, то гетман велел скупать в ближайших московских окраинах хлеб и продавать егр за безценок народу. Он постарался также, сколько возможно, оградить свободу рядовых казаков от своевольства старшины. Этими и другими предусмотрительными мерами Самойлович начал действительно водворять мало–помалу спокойствие в взволнованной его избранием Украйне. Но устраивая таким образом внутренние дела своего гетманства, он не переставал зорко следить за происшествиями на правом берегу. Победы Дорошенко сильно смущали его.
При таком течении дел Дорошенко, покончивши с ляхами, мог немедленно перейти с турками на левый берег, и если Самойлович в делах политики чувствовал себя полным господином, то в своих военных способностях он был далеко не так уверен, да и не имел особого намерения применять их на деле. И действительно, при его непрочном положении в собственном гетманстве борьба с турками и с Дорошенко не могла предвещать ему ничего хорошего.
Для того чтобы получать самые верные сведения с правого берега, Самойлович отправил туда несколько своих людей, которые должны были на время войны оставаться там и немедленно извещать гетмана о малейших событиях и изменениях в делах политики, происходящих на правом берегу.
Прошло уже недели две с тех пор, как Самойлович получил известие о взятии Каменца, и ни один из его клевретов не присылал ему до сих пор никакого отчета о дальнейших действиях Дорошенко.
Это начинало его тревожить…
Однажды, когда гетман Самойлович расхаживал в волнении по своему роскошному покою, в котором ему еще так недавно приходилось хитрить и изворачиваться перед Многогрешным, ему доложили, что прибыл один из отправленных им на правый берег гонцов и желает видеть его гетманскую милость.
При этом известии Самойлович всполошился.
— Веди, веди его скорее! — вскрикнул он нетерпеливо и даже сам было подался к двери, но джура предупредил его желание.
Через минуту в комнату вошел гонец и, низко поклонившись гетману, остановился у порога.
— Отчего не ехал? Что случилось? Почему не присылал никто вестей? — забросал его Самойлович вопросами.
— Не было ничего верного, ясновельможный гетмане! — ответил тот.
— Ну а теперь?
— Теперь уже есть… я двух коней загнал, так спешил к его мосци.
— Что же случилось? Говори.
— Война с ляхами окончилась, ясновельможный гетмане. Под Бучачем ляхи заключили мир с Дорошенко и султаном.
— Ну, ну и какие–же умовыны?
— Ляхи обязались уступить туркам всю Подолию и платить им ежегодно по двадцать две тысячи злотых. Долго спорили ляхи с турками о том, чтобы не писать в договоре дань, а только упоминки… Наконец уже султан сжалился над ними: позволил написать упоминки… абы гроши!
Самойлович махнул с презрительной гримасой рукою и прибавил живо, — а с Дорошенко как покончили?
— Ляхи отказались навеки от всех своих прав на Украйну.
— Отказались?! Добровольно?!
— Нечего было делать, ясновельможный! Прикрутило их так, что или откажись, или все со всем сеймом в полон к туркам иди. Вся Украйна отошла к Дорошенко. Ляхи обязаны вывести из всех городов свои залоги, оставивши оружие и крепостные арматы. А Дорошенко со всеми казаками поддался султану; обещал ему султан за это охранять его от всех врагов, и Дорошенко обещался султану являться на каждый его зов.
Посол начал- излагать перед гетманом подробно все остальные пункты договора ляхов с турками и турок с Дорошенко, но Самойлович теперь уже плохо слушал. Известие о необычайном успехе Дорошенко страшно поразило его.