Руина, Мазепа, Мазепинцы

противоречили видам тогдашней московской политики. Дорошенко и

Тукальский изъявляли желание повиноваться царю, - но не терпели

Андрусовского договора, пресекавшего политическую и

правительственную связь двух половин Украины; Москва же обязалась

признавать Днепр чертою предела между Россиею и Польшею и

слышать не хотела ни о каких народных требованиях единства

Украины, противоречивших смыслу Андрусовского договора.

Задушевным желанием правобережного гетмана и митрополита было, чтоб козачество и с ним вся Украина, признавая над собою власть

царя, ненарушимо пользовались своими национальными правами и

обычаями, а у Москвы на счет этого было иное желание - желание

строгого подчинения, которое бы со временем повело к

уничтожению всякого различия между Малороссией и Великороссией.

Москва рассчитывала, что если в Украине ненарушимо будут

сохраняться все ее национальные особенности, то Украина не всегда

может быть крепко привязана к Москве; напротив, такой или иной

шаг московского правительства, вынуждаемый обстоятельствами, может произвести раздражение и вызвать появление измены в

Малороссийском крае. Опыты политического непостоянства, повторя-

166

ясь один за другим, упрочили в Москве недоверие к Украине, и

люди, заявлявшие себя в Украине горячими сторонниками

национальных прав, не могли возбудить к себе расположения в Москве.

О митрополите Тукальском составили там понятие, как о

стороннике Дорошенка, как о человеке, ценящем выше всего местные

интересы своей родины, а потому в Москве не могли принять его

просьбы о своем переезде в Киев; поводом к отказу митрополиту на

его просьбу выдумали такое основание: между московским и

польским государями договорено быть съезду полномочных послов, и на

этом съезде будут рассуждать о Киеве; когда этот съезд состоится

и. что на нем будет постановлено, о том митрополит будет извещен.

И Дорошенко Москве и Москва Дорошенку выражали взаимное

дружелюбие, но искренности между ними не было нимало. Не

доверял Москве Дорошенко после того, как Москва, подбивши Брухо-

вецкого просить о введении в Малороссии воевод, и после того, как

?уже последовала народная расправа с этими воеводами, всетаки не

хотела слышать о том, чтоб их вывести из края и предоставить ко-

закам самим собою управляться. Не доверяла и Дорошенку Москва, когда к ней приносились вести о двусмысленных и зловещих

сношениях Дорошенка с турецким султаном. У Дорошенка 12-го марта

происходила близ Корсуна, на речке Расаве, рада, о которой

приходили в Москву неясные и даже противоречивые слухи; из них, однако, выводили такое заключение, что в правобережной Украине

существует намерение сойтись дружелюбно с Турцией. ЭтаГрада

тянулась до десяти дней. На этой раде было до пятисот человек

Козаков правого берега Днепра и человек двадцать из левобережных

полков. Подосланные туда Шереметевым киевские козаки видели и

узнали между последними лубенского полковника Гамалею да

одиннадцать человек запорожцев. Вместе с Дорошенком

присутствовал на раде турецкий посол, которого в Чигирине гетман

приветствовал трехдневным угощением и почетною стрельбою. Прочитана

была народу грамота, привезенная этим турецким послом: в ней от

турецкого государя предлагалось, чтоб малороссийская земля

поступила в подданство Турции на таком праве, как земля волоская.

Предложения эти козакам понравились. Рада приговорила

оставаться в приязни с Турциею, но присяги, однако, не учинили1.

Послан был в Москву, в конце апреля, генеральный судья Иван

Самойлович для утверждения челобитной, составленной на основа-

* Об этой раде приносили известия также полоненники, бывшие в

Чигирине и ушедшие оттуда, но их показания едва ли совсем достоверны.

Они говорят, между прочим, что на этой раде был Юраско Хмельницкий, его предлагали будто бы турки тогда в гетманы, и он отказался от такой

чести. Эти полоненники показывали, будто народ уже тогда присягнул

султану, а Дорошенко обещал, в городах кресты на церкви сломать, если

его утвердят наследственным гетманом.

167

нии глуховских статей. Он привез известие, что Дорошенко, отрекшись от подданства христианскому государю, польскому королю, отдался турецкому султану и на раде в Корсуне получил от султана

в подарок ферязь, которая была на него там же надета, в знамение

новых отношений его к Турции. Для уверения в истине этого

привезен был в Москву и козак, бывший свидетелем того, что

происходило у Дорошенка на раде. Дорошенков писарь, Бускевич, писал к

Демьяну о цели своей поездки в Турцию: он сознавался, что они; правобережные, действительно поддаются турецкому царю, но обти

яснял, что это не значит, чтоб они <слепым поспешением шеи свои

в турское иго отдали>, - они сделали это в крайности, спасаясь от

беспрерывных татарских набегов. <Татары, говорил он, под

лицемерным покровом дружбы опустошают край наш, тысячами людей

наших забирают в полон, а христианские монархи немилостивы к

козакам, строят против нас крепости, не дают нам, людям к войне

способным, распространяться на поле и на море, и сами себе тем

не пользу делают, как думают, а вред. Турецкий же царь