Руины Арха 3. Бродяга

На левой руке демонша закатала перчатку на рабраслет, предплечье оголилось. Лезвие подплыло к запястью, коснулось кожи.

Мое сознание вернулось в родное тело. Кулак дернул шнурок торбы на поясе, нырнул внутрь…

– Не-е, подруга, – бормочу. – Как любит трындеть одна бессмертная тучка, так просто от меня не отделаешься.

Рука вытащила из торбы пистолет.

Вскоре он выстрелил.

В этот момент я уже за поворотом, около Ксары. Та по-прежнему на коленях. Держит голое предплечье перед собой. Другая рука в замахе, пальцы согнуты, будто сжимают рукоять меча, но кулак пуст. Блестящая острая сталь валяется подле.

Пуля выбила меч из бриллиантовых пальцев перчатки.

Ксара оглянулась на меня. Смотрит долго, в глазах томится злоба – усталая, зато много, хватит лет на сто.

– Следить за мной вечно не сможешь. Однажды это сделаю.

– Не сомневаюсь.

– Сделаю, – повторила она.

Но край перчатки все же раскатала, вновь засиял рубинами рабраслет.

Глава 3

Нашли темнокожую девушку.

Лежит без сознания ничком. На ней лишь длинная оранжевая футболка, едва скрывает ягодицы. Кулачок сжимает рукоять трезубца, с такими в Древнем Риме выходили на арену гладиаторы. Рядом валяется банка консервированных кальмаров.

Новичок.

Я присел рядом, повернул ее голову ко мне лицом, мои пальцы отвели локоны черного каре.

Мулатка. Девочка-подросток.

– Надо привести в чувство, – сказал я.

– Всех новичков спасаешь? – спросила Ксара язвительно. – Пошли, пока не проснулась, ни к чему лишний рот.

– Ртом можно делать много полезного, – заметил Принц.

– Заткнись, – прошипела Ксара.

– Я должен узнать, – говорю, – есть ли у нее разум. Если нет, пойдем. Надо ее разбудить.

– Будь я мерзой, – говорит Принц, летая над прелестями девушки, – я бы в способе пробуждения не колебался.

– Заткнись! – рявкнула Ксара.

От этого крика мулатку подбросило на локти, затем она вжалась спиной в стену.

Руки держат трезубец, тот дрожит и смотрит на каждого из нас в хаотичном порядке, девочка выкрикивает на каком-то испаноподобном языке одни и те же фразы. Наверняка среди них «Не подходите!», «Где я?!», «Кто вы такие?!» и тэдэ.

Страх есть, значит, не совсем безумна.

– Странная ты, – говорит Принц Ксаре, – то тебе дела нет, мол, пройдем мимо, то защищаешь от похабных шуточек. Нелогично. Мне нравится.

Девочка повторяет иностранные фразы, паника не гаснет, наоборот, проблески ярости, инстинкт загнанной крысы, того гляди – кинется с трезубцем на одного из нас.

Я подошел ближе всех, трезубцу не хватает чуть-чуть, чтобы пырнуть. Опустился на колено, ладони вверх, будто сдаюсь.

Мулатку трясет, она скалится.

– Онде эста опай…

Эту фразу повторяет чаще других.

– Эли фо комиго! Онде эста опай?

Черт… Обычно такое делал за меня маленький друг Борис, но придется без него. Понятия не имею, как, но придется.

Я сосредоточился.

– Онде эста опай? – повторила мулатка.

– Да, милая, повторяй…

– Онде эста опай?!

Представляю, как погружаюсь в ее мозг. В темно-синее призрачное болото. Представляю, как смотрю на себя ее глазами, держу перед собой трезубец, во мне тот же страх, что и в ней, и повторяю…

– Онде эста опай…

Ярость девочки дала трещину, лицо исказилось, по щеке потекла слеза.

– Э тено медо… Онде эста опай?..

Бедный ребенок.

– Где папа?

Я вздрогнул. Это сказала она. По-русски!

– Он же был со мной! Где папа?!

Моя голова разболелась – признак того, что и впрямь получилось.

Трезубец начал опускаться.

– Где папа?..

– Папа далеко, – ответил я как можно мягче.

Девочка замерла, на лице застыли ужас и неверие.

Трезубец упал, и ладошки спрятали лицо, плечи затряслись, колени к подбородку, девочка словно закуклилась.

– Тише, – продолжаю в том же духе, – не бойся. Посмотри на меня.

Не сразу, но из-за ладоней показались глаза.

Медленно опускаю руки.

– Что помнишь последнее?

Девочка сглотнула.

– Вечеринка… Я выпила. Первый раз в жизни. Голова закружилась, начало тошнить. Хотела уйти, а парни не пускали, сказали, это нормально. Но приехал папа и забрал. Он полицейский. Привез домой, уложил на диван и накрыл пледом.

Лицо девочки снова исказилось.

– Где я?

Я потер пальцами лоб. Ощущение, будто тоже выпил первый раз в жизни. Ментальный перевод без помощи Бориса – то еще удовольствие.

– Это алкоголь. У тебя на него аллергия, ты впала в кому. Очень глубокий сон. Люди оказываются здесь, когда впадают в кому. Ты все еще на диване. Или в больнице, под присмотром врачей, отец, наверное, держит за руку.

Сообщать девочке, что она непонятно как попала хрен знает куда, в место, откуда нет выхода, не время. Да и кто сказал, что версия про кому не имеет право быть? Между прочим, даже есть культ, который проповедует эту идею. Все лучше, чем «мы сдохли и попали в ад».

Мулатка отвлеклась, озирается несмело.

– Это сон?

Я кивнул.

– Общий для всех. Всех, кто в коме.

– Разве так бывает?

– Как видишь. Тут все друзья по несчастью, не бойся. Мы не враги.

– Кстати, о врагах…

Это сказал Принц. Я чуть не спросил, как, Арх его, он понимает нашу речь, но, во-первых, вспомнил, что бессмертный за вечность вполне мог успеть выучить все языки, а во-вторых, увидел, что дух тычет хвостом туда, где коридор продолжается.