Руины Арха

Но вытащить не успел, в грудь ему воткнулся штык плазмы, я вжал гада в колонну, его глаза выпучились, рот нараспашку. Давлю гашетку.

Борис перекинул душителя через себя, дробовик упал, Борис пинает в солнечное сплетение, бандит врезается в стену.

Крак!

Живот вспороли изнутри шпаги, букет блестящих клинков, словно гигантский репей.

Убьеж! Не знал я, что живут и в стенах…

По иглам течет красное, бандит дергается, ботинки лягают стену. Туша обмякает, глаза наливаются стеклом, с губ свисают тягучие кровавые нити.

Отпускаю гашетку. От моего головореза остались тряпки и кости, скелет рассыпался, клубится тучка сухого праха. Счетчик зарядов плазмы пополнился на единицу.

Борис подобрал дробовик. Пыхтит, с хищного куста взгляд переводится на меня.

– Цел?

– Вроде.

– Расслабились мы что-то… Бежим!

– А дроп?

– Ишь ты, научил на свою голову, – усмехнулся Борис. – Не сейчас. Эти еще не все, будь начеку…

Побежали, Борис впереди, я прикрываю. Присматриваемся к каждой подозрительной щели, за любой колонной и статуей может быть стрелок, тени пугают, всюду мерещатся силуэты ждущих в засаде злодеев.

Через два поворота подошвы стали клейкими, здесь ползла утилитка. Крадемся вдоль блестящих склизких дорожек, те ведут в другой коридор…

Там встретила очередь пуль, мы нырнули обратно за угол.

– Опять вы! Мало вам, стервятники! Прочь, кхо-кхо!..

Хриплый мужской голос прервался кашлем, затем у автоматчика перехватило дыхание.

Осторожно заглядываем за угол.

В коридоре поперек следов утилитки лежит мертвец, в кулаке обрез охотничьего ружья.

У стены, прислонившись к ней спиной, сидит старик. Такому дедушке сидеть бы с палочкой на концерте для ветеранов, медальками поблескивать… А он в Руинах. Простреленное бедро истекает кровью, на коленях пистолет-пулемет. Голова уронена, старик держится за сердце, дышит так, словно идет по канату через пропасть, веки опущены.

Кажется, он не из этих.

– Не стреляйте! – крикнул я. – Мы не с бандитами! Они и нас чуть не убили!

Дед схватился за оружие, я снова нырнул за угол, но не целиком. Черный глаз дула подрагивает.

– Не стреляй, отец! – крикнул Борис. – У нас аптечка, поможем!

– Вы кто?

– Мы в город. Я Борис. Паренька Владом звать.

– Мы хорошие, – ляпнул я.

Тут же понял, что сморозил чушь. Борис засмеялся.

– Ну, хороших в Руинах не бывает, – заметил Борис. – Но не беспредельщики. Нас не трогают – мы не трогаем.

Ждем. На том конце хрипящее дыхание… Кашель, глоток.

– Добро. Только пушки на виду.

– Не вопрос, – сказал Борис. – Но ты тоже стволом особо не тычь… Лады?

– Хорошо, – усталый выдох.

Шаг за шагом выходим. Расстояние между нами и дедом сокращается ценой отмирания нервов, те лопают как веточки в чаще леса при малейшем движении вперед. Пушки смотрят в стороны. Старик следит как волк из кустов, дуло пистолета-пулемета опущено, но в любой момент готово дернуться. Надеюсь, дедуля понимает, что успеет убить лишь одного…

Но вот мы скучковались в треугольник. Три пушки опустились на пол, лапы от рукояток дружно отлипли – и оборвалась какая-то струна, все с облегчением выдохнули.

– Так, дед, надо бы тебя подлатать…

Борис развязывает торбу.

– Что случилось? – спросил я.

– Шел за утилиткой. Неделю преследовал. А тут сердце опять прихватило. Присел отдохнуть, думал, щас пройдет, догоню. И как на зло эти шакалы!.. Попросил помочь довести до утилитки, а они…

Дед осекся, морщины стали глубже, тугие как луки, пальцы нашарили в кармане пластиковую баночку. Крышка отлетает с глухим чпоком, дед опрокидывает в себя как рюмку водки. За щеками захрустело, будто грызет сухари.

– Сынки, доведите до утилитки. Арха ради! Уползет ведь!

Борис подошел с растянутым бинтом, сапог смахивает с подножных плит россыпь пулеметных гильз, плащ опускается рядом с дедом.

– Владик, помоги-ка.

Пока держу ногу старика, Борис бинтует.

– Зачем вам утилитка? – спросил я.

Старик поворачивает голову туда, куда уходит след утилитки. Во взоре тоска.

– Мотор глохнет. Таблетки уже не помогают, копыта откинуть могу в любой момент. А утилитка… моя новая жизнь. Быть может, не слишком долгая, не знаю, но…

Я вспомнил, как мы освобождали из утилитки Катю. Она плавала внутри нее, светилась как ангел. Хотела умереть там, избавиться от ужасов Руин, утилитка дарит жертве грезы из воспоминаний. Время в них течет иначе. Словно погружаешься в другую реальность, уютную, светлую, о какой не мог и мечтать.

– Хотите лечь под утилитку, чтобы она вас…

– …освободила, – закончил Борис.

Я хотел сказать «сожрала», но промолчал. Похоже, ему не впервой такая разновидность эвтаназии, бинтует невозмутимо, словно старик ничего особенного не сказал.

– Я вот-вот умру, мальчик, – шепчет старик. – Не от утилитки, так от сердечного приступа. Не самая мучительная из смертей, но и не самая приятная, поверь сердечнику. И после не будет ничего… Но жизнь я прожил долгую. Даже две жизни. В нашем мире и здесь, в Руинах. Воспоминаний много. В голове будто сундук с драгоценностями. Их можно перебирать, любоваться, но не более…

В душе колыхнулось. Вчера я тоже перебирал бриллианты в своем сундуке.