Руины Арха

Храмиосы кружат вокруг наших голов, собирают ментальную пыльцу, сквозь мозг течет светлый теплый поток, в нем даже самые крохотные воспоминания, я бы никогда не вспомнил сам, еще с возраста, когда бегал в подгузниках. Поток мчится, и не нужно прилагать усилий, он сам…

Никакой эротический массаж, который, кстати, тоже промелькнул, не сравнится с тем, что я испытал в те минуты… или часы?.. не знаю, но я задремал, все происходило в сонном трансе.

Когда проснулись, ос уже нет.

Спешим уйти, пока не пробудился морозавр. Раны с его шкуры исчезли, а гидрокрыса, уловив нашу возню, встрепенулась, до нее дошло, на ком она, пулей шмыгнула в щель под стеной.

Вернулись к привычному занятию – меряем шагами коридор за коридором. Но с лиц не сходят улыбки.

– Не знал, что мы богачи, – сказал я. – Столько бриллиантов здесь.

Я постучал себя по черепу.

– И не говори, – выдохнул Борис. – Давненько меня не прошибало…

Потер глаз, взглянул на подушечки пальцев, те блестят ярко.

– Столько было счастливого. Не только там… Но и здесь. В Руинах. А я и забыл. Каждый день карусель с монстрами, успевай отбиваться, нет времени порыться в памяти как следует.

– Мы ведь друг о друге толком и не знаем ничего. Хотя бродим вместе долго.

– Да какая разница… Знаешь же, во что верю.

– Ну да, это все не наше, напичкали головы картинками в момент создания, причем от балды.

– Но вспомнить все равно приятно.

Киваю.

– Главное – результат, – говорю, – какая разница, было, не было… Помним, значит – было! И потом…

Я задумался.

– Что? – спросил Борис.

– Даже если память о том мире фальшивая, о Руинах – настоящая. Наша, честно выстраданная. Даже здесь было хорошее.

И это так. Я столько вспомнил, пока осы надежды собирали урожай с наших извилин. Вспомнил, как с Борисом сидели на вершине горы из обломков, вид был потрясный, я жевал шоколадку в фиолетовой обертке, один из трех подарков Руин в честь рождения… Смотрел с горы на склоны и коридорное небо, дух захватывало!

Помню, ночевали под боком у ништорма, тот ужин был одним из самых вкусных, пусть и холодным. Устал зверски, зато чувствовал себя защищенным, как рядом с богом.

Помню, как мы с Катей впервые занялись любовью в дыре под потолком, над нами простиралась серна, щупальца грязи пытались до нас дотянуться, а нам было плевать, потому что…

Помню Энрике и Лиу, друзей Бориса, мы сидели у костра и болтали на разных языках, но ухитрялись понимать. Лиу подарила Кате горсть женских безделушек, а Энрике вручил мне складной нож.

Помню забавных, но обаятельных адептов культа Небесного Арха, их предводительницу, старую амазонку, они агитировали отправиться с ними вверх по лестницам, толкали нам свою философию, наивную, но красивую.

Помню, как лежал с Катей внутри умирающего корижора, шептались о наших прошлых жизнях, о городах в Руинах, мечтали увидеть солнце и небо, занимались любовью… Да плевать, что предала. Люди переменчивы, глупо обижаться на закон природы. Главное, между нами были мгновения счастья, они со мной навсегда.

Помню… Арх великий, как же было много всего!

– Ты здесь недавно, – сказал Борис. – А представь, сколько было у меня.

– Счастливец.

Мы свернули в длинный коридор, его правая стена – сплошная дыра, угловатый экран на всю длину туннеля, в нем показывают огромную воронку из разрушенных коридоров, там словно когда-то взорвали бомбу.

Вниз по склону воронки бежит человек. Точнее… нет, не человек. Судя по дикарскому виду, явный мерза. Полуголый, грязный, одет во что попало, голова как куст, к патлам привязан всякий мусор. Мерза прыгает с камня на камень на четвереньках, словно оборотень, пыхтит, мычит, ревет. Будто гневно просит оставить в покое.

На берег воронки из полуразрушенного туннеля выметнулась с облаком пыли причина его суеты – бронтера. Даже в тусклом свете панцири, похожие на черепашьи, покрывающие все грациозное тело, отсвечивают сочно, зверь как статуя из металла.

Бронтера поймала взглядом беглеца, зарычала, блеснули темные кинжалы зубов. Прыгнула как из баллисты, в полете кошачья фигура свернулась в шар из панцирей, он мерзу сшибает, хруст, брызнул темный веер, мерза дернулся, шея выгнулась круто, и он падает с утеса.

Шар падает на другой склон, катится вниз, разворачивается в бронтеру, на спинном панцире горит клякса чужой крови, хищница легким прыжком оказалась рядом с добычей, хвост из десятков мелких пластин гибко извивается в танце победы.

– Красавица! – выдал я блаженно.

– Это да, – согласился Борис мне в тон.

Идем как ни в чем не бывало, ритм шагов не изменился. Сказал бы кто раньше, что буду спокоен при таком зрелище, я бы не поверил.

Интересно, а это в памяти останется?

Когда позади оказался еще десяток туннелей, мы услышали: Бух! Бух! Громче и громче…

Замерли.

И это спасло: левую стену коридора впереди нас пробила туша здоровенной твари, мы отскочили, закрываясь от расстрела обломками, а монстр прошиб уже и правую стену, из бреши ревет как из ада, грохот камней, будто из них месят тесто, летят во все стороны, танцует жуткая, как черный пожар, тень.