Кажется, тварь остановилась, крушит все вокруг, как потерявший капитал за одну ночь мирового финансового кризиса глава фирмы ломает в офисе мебель.
Бежим, пригнувшись, по разбитому коридору, перепрыгиваем каменные десны слева – все, что осталось от стены. Они нас прячут.
Выглядываю из-за укрытия.
Ну и бугай… Коктейль из монстров, каких я успел повидать. Тут и панцири, как у ништорма, и мясные хлысты, похожие на отростки нервода, словом, брутальный тролль с пастью экскаватора, ревом сдувает камни, словно пушинки, а кулачищи крошат их в зерно.
– А это что за тварь?!
Борис посмотрел на эту помесь быка, слона и черепахи, голова вновь погрузилась в тень укрытия, глядит перед собой…
Вытер нос кулаком, шмыгнул, взгляд на меня, плечи слегка дернулись.
– Да хрен знает.
Едва успели откатиться в разные стороны, бронированное ядро из костей и мяса обрушилось туда, где мы были только что, плиты под и вокруг этой булавы, что зовется кулаком, падают на этаж ниже.
Борис с воплем запрыгивает на чуть не расплющившую нас дубину, «щелк-щелк» дробовика, его хозяин взбегает по руке чудовища, прыжок к морде, огненно-стальные пчелы ужалили в разинутую пасть, сапоги впечатываются в оттопыренную нижнюю губу, Борис от нее отпружинивает назад через голову, плащ описывает в воздухе колышущийся полумесяц. Борис приземлился на плечо статуи демона в соседнем коридоре.
Тварь схватилась за горло, кашель, глаза меняют выражение с яростного на удивленное и обратно, пытается реветь угрожающе, но выходит лишь хрип, словно душит ангина.
Монстра стошнило комьями крови, он, сгорбившись, разворачивается, лапа зажимает пасть, «тролль» бежит прочь, стены на его пути рвутся как бумажные, в итоге он проваливается. Давно пора – с такой-то жирной задницей.
Я вылез из-под обломков, как крот из норы, оглядываю себя, страшно обнаружить, что чего-нибудь не хватает, но все, кажись, на месте.
Борис со статуи спрыгнул.
Подбегаю.
– Т-то есть, как… не знаешь?!
Ружье прячется под плащ, Борис стряхивает с рукавов пыль.
– А я и не обязан знать всех. Это же Руины! Тут всякие чебурашки генерятся быстрее, чем руинцы успевают обзывать.
Борис поскакал по камням как горный козел по валунам родного склона. Я покачал головой, но подошвы мои застучали по тем же глыбам.
Ну да, Борис опять царь и бог, как петух в курятнике, а я плетусь следом и моргаю, разинув клюв, как цыпленок, удивляясь любой букашке.
В общем, жизнь налаживается.
Глава 23
Для ночлега нашли мавзолей. Не такой, где я нашел плазму, а скромный. Четыре могилы. Разглядел через трещину в стене. Мы вынули плиты, влезли, втащили блоки на место. Костяные жильцы сдвинули крышки гробов, пришлось отправить на покой вторично. Мы распихали кости по урнам, щелям, придавили камнями, чтоб те не вздумали собраться вновь. Затем ужин вокруг костра и главная награда за все руинные муки – сон.
Разбудили выстрелы.
Одиночные. Иногда короткие очереди. Не у нас – где-то за стенами…
Я в обнимку с плазмой, как с верной женой, туловище с неохотой поднимается с нагретого мешка, что вместо матраса, опираюсь на пушку как на посох, подушечки и костяшки пальцев протирают глаза, моргаю…
– Кто-то кого-то мочит, ночь сменяется утром, все как обычно, – сказал Борис.
Сидит на краю постамента для саркофага, у сапог трепещет костерок, рядом парует кружка с чаем, между коленями, как мост между горными пиками, – дробовик. На нем руки, одна пластом, другая упирает локоть. Борис курит.
– Доброе утро, – крякнул я, вставая.
Опять выстрелы, эхо крепкого словца. Борис хмыкнул.
– Кому-то доброе не очень.
Кривые спросонья ходули ковыляют к Борису, зеваю как бегемот. Он протянул кружку с чаем.
– Спасибо.
С удовольствием журчу, за глоток чая горло расплатилось блаженным стоном.
Перестрелка не утихает, мы успели позавтракать, умыться, почистить зубы. Не мешало бы и колючки с рож сбрить, а то как дикари…
Выстрелы наконец отгремели. Мы разобрали тайный выход, тепло нагретого кострами и нашим мясом воздуха в закупоренном помещении сменилось прохладой свободы. Мы начеку, пушки крутятся как в турелях, зондируют коридор, дробовик одну половину, плазма другую.
– За мной.
Борис побежал крадущимся стилем, как спецназовец. Я в той же манере пячусь за ним, прикрываю тыл. Скоро поворот…
– Стволы на землю.
В висок воткнулось горячее дуло, я замер.
Довыпендривались, блин, спецназеры! Спецлузеры… Из какой клоаки он вылез?!
Дуло давит наглее.
– Пушку брось, сопляк! Ты тоже, ху…
Бах!
Огненный цветок опалил рожу лепестком, на дне глаз отпечатался трассер, пуля белой мухой мимо носа, сердце екнуло.
– ААААА!
На пол шмякнулась кисть с пистолетом в окровавленных пальцах.
Мой несостоявшийся убийца согнулся, фонтанирующая красным рука вжалась в живот, заливает штаны.
На Бориса со спины накинулся второй бандит, ему удалось отвоевать дробовик, и теперь, находясь сзади, душит им как перекладиной.
Первый вскинул голову, злобный взгляд упирается в меня, морда черная от морщин оскала. Здоровая рука метнулась к сапогу, там торчит рукоятка…