Не обошёл он своим вниманием и Серафиму, однажды принеся ей её первое оружие. Это были два парных клинка — из лёгкой стали, чуть изогнутые, длиной с её предплечье и шириной немногим уже запястья. Оба были с гравировкой в виде сплетённых драконьих хвостов и камнями на навершиях изящных, удобно легших в руку рукоятей. На первом, Пепле, камень был дымчато-серым, на втором, Огне, кроваво-красным. Она тогда посмотрела на него с недоумением и изумлённо спросила: «Неужели это мне? Но… как ими сражаться?», а Тамерзар ответил с усмешкой, что в подземельях Малахитовой Резиденции скрывается много вещей, принадлежавших когда-то тёмным, и что эти клинки — именно то, что ей нужно. И что он научит её ими пользоваться.
Он действительно научил. Пепел и Огонь были пропитаны древней, ещё драконьей магией, к которой был нужен лишь ключ-активатор той же драконьей природы — им выступили собственные крохи магии Серафимы. Много ли, мало ли в ней магии, но кровь у неё — кровь древних ящеров. Клинки чувствовали это. Направишь в них магию, и вспыхнут камни яростным светом, полыхнёт гравировка, запляшут искры на кромке мерцающего лезвия, а руки словно обретут в оружии продолжение. Будто бы и не сталь в руках, а обретённые при обращении опасные когти настоящего дракона.
Конечно, осознала и почувствовала это Серафима далеко не сразу, но регулярные занятия на протяжении практически четырёх лет дали свои плоды — она умела сражаться и могла в случае чего дать отпор, пусть и до боевого искусства того же Варда или Мирэда ей было далеко (а о том, чтобы достигнуть уровня Советника, не могло быть и речи). Все они учились сражаться с детства, а ей пока что лишь предстояло стать действительно хорошим воином.
Сейчас, вернув память, Серафима понимала, что ей очень не хватает успокаивающей тяжести клинков в поясных ножнах. Пусть ей пока что так и не пришлось применить их в бою, но, когда она совершала свои практически еженедельные и с трудом скрываемые от всех обитателей Замка вылазки в Малахитовую Резиденцию, они всегда были при ней. Она помнила, что тогда её считали большой любительницей конных прогулок — большинство своих исчезновений она прикрывала именно ими. Тогда за ней ещё не следили. Тогда ей ещё доверяли. Но брать оружие в Замок она не решалась — его всё же могли обнаружить.
Не хватало не только клинков, если быть честной. Не хватало и самого Тамерзара, ставшего для неё в некотором роде не только безликим Советником Тёмного Короля, но и учителем, тем, к кому всегда можно обратиться за помощью. С ним она, по своей “памяти”, познакомилась ещё в далёком детстве, когда жила с матерью, братом и сестрой в небольшом городке на другом конце Лэсвэта. Как в человеческое государство занесло Забирающего Кровь, она не понимала ни тогда, ни потом. Лишь теперь, соотнеся два детства — в Лэсвэте и на Земле — она осознала, что это тоже было наваждением, как и чары Эмила Курэ. Интересно, как, да и когда Тамерзар смог дополнить то, что Средний Магистр вложил в её голову после их первого перемещения в Тиррэн Рин? И дополнить так филигранно, что она всё это время даже не подозревала, что что-то не так.
Впрочем, пусть то далёкое знакомство и было лишь наваждением, Серафима не чувствовала по отношению к Советнику никакой злости. Кто только, оказывается, не влезал в её голову… Тамерзар же был хорошим наставником и одним из тех, кому она обязана была подчиняться. Да и сама она понимала, что в те времена ни за что бы не пошла с незнакомцем, предложившим ей покровительство Смерти — испугалась бы, как и многие другие. Тамерзар лишь действовал в интересах Совета. Зачем-то она была им нужна…
Глупо, но иррационально, какой-то своей частью она привязалась к Советнику, и привязалась сильно. Наверное, потому и не злилась, потому и видела оправдание тому, что он тоже внёс в её ложные воспоминания свою лепту.
Думала она с признательностью и о Госпоже Смерти. Та ведь вняла её просьбам, дала шанс пожить нормальной жизнью нормального человека, пусть это и обернулось для самой Серафимы так неудачно. Дала эту попытку, наверняка в ущерб некоторым своим планам. И пусть она и сказала, что всегда знала, что рано или поздно её тёмная вернётся — это много значило для Серафимы, действительно много.