Руины Тиррэн Рина. Пламя на углях (СИ)

Настала очередь Мирэда ехидно хихикнуть. Он присел на одно из брёвен, которые принёс в замену стульям Квэарр, и принялся за похлёбку. Она действительно оказалась на удивление вкусной: мясо птицы, которое они купили утром в Распутье, едва ли не таяло на языке, какие-то неизвестные специи пряно оттеняли вкус… Мирэд зажмурился от удовольствия. Фирэйн воистину мог дать фору поварам даже в самых дорогих тавернах! Наверное, вкуснее еда была только в замке Нумосе, доме Сарлиса и других к’Нуменосов, и в Сазэре, замке к’Сазаренов. Дома.

Сколько Мирэд не был в Сазэре? Уже почти что три сезона, он всё ездил по заданиям Тёмного Короля, и времени посетить отчий дом не было. А мать ведь часто писала ему. Писала, что элэйнан нынче совсем холодный, что вода в Красной реке скоро покроется корочкой льда, а в Альмане прошла пышная ярмарка, и что очень жаль, что он её не увидел. И что под окнами замка засох старый клён, на который он часто забирался в детстве, что в волосах отца залегла первая седая нитка, и что вечером закат не к добру расцветает багровыми красками. И что она очень скучает, а его любимый пирог с дикими яблоками всегда стоит на их столе, и они будут очень рады, если он заедет к ним хотя бы на пару дней.

При воспоминаниях о матери душу загрызли змеи, а рука сама потянулась к левому запястью, где висела тонкая золотая цепочка. Мирэд отчётливо помнил день, когда получил её: тогда он ушёл на своё первое задание. Был вечер, мама стояла на пороге, накинув шаль, и смотрела на него глазами, на дне которых плескалась горькая грусть. Её змей, Фав-Зар, обвился вокруг его ноги, не желая пускать и выдавая все её истинные чувства, которые она так старательно пыталась скрыть. У неё не получалось, он видел это. Но она не сказала ни слова упрёка, ни слова печали. Лишь тепло улыбнулась, обняла Мирэда слабыми руками и застегнула на запястье золотую цепочку. «Когда-то моя мать дала мне её и сказала, что она меня защитит. Теперь меня защитит твой отец, а она пусть сохранит тебя, чтобы ты когда-нибудь вернулся домой. Я всегда буду тебя ждать», — так она тогда сказала ему. И отпустила.

— Отчего у тебя такое кислое лицо, Идущий Во Мраке? Оно портит всё очарование этой ночи, — раздался у него над ухом хрипящий голос Квэарра. — Не по нраву такая еда, предпочитаешь ужинать в ресторане где-нибудь в центре Каарама? Не удивлён, вы, аристократы, все такие.

— С чего ты взял, что я аристократ? И нет, еда мне по нраву. Похлёбка замечательная. Просто вспомнил кое-что, — неохотно ответил Мирэд. С эльфом, из-за которого и случилась ссора с Вардом, говорить не очень-то хотелось.

— Это видно невооружённым взглядом. Вся эта твоя манерность, заносчивость, истеричность… Видно, конечно, что по лесам и горам ты немало шлялся, но всё это из тебя и десять лет службы не вытрясут, — хмыкнул эльф с явно слышимой издевкой.

Раздражение в Мирэде вскинулось и зашипело с новой силой, но он сдержался и стиснул зубы. Не хватало ещё одной ссоры на ночь глядя. Но Квэарр, как сказала бы менее стеснённая в выражениях сестра, всё не мог заткнуться.

— Что же ты такое вспомнил, м? Это как-то связано с этой цепочкой? Муки первой любви?

Мирэд зашипел про себя, проклиная свою неосмотрительность, и поспешно спрятал украшение под рукав. Потом кинул на эльфа ядовитый взгляд исподлобья.

— Нет. Прощальный подарок матери. Надеюсь, на этом твои вопросы иссякнут.

Вопросы может и не иссякли, но Квэарр замолчал, опустился на другой конец бревна и принялся ворошить угли в костре палкой.

Мирэд остыл так же быстро, как и загорелся, задумчиво уставился в огонь, пляшущий на поленьях жаркими языками и лижущий ноги теплом. Картина того давнего прощания снова встала перед глазами, затем вспомнился и его последний приезд и скоропостижный отъезд через три дня — новое задание, срочное, не терпящее и часа промедления. Матери тогда даже не было в замке — она уехала в город на несколько часов, отец ещё не вернулся с собрания Совета, и Мирэд был вынужден уехать не попрощавшись, оставив лишь короткую извиняющуюся записку. Ему было стыдно, ему было жаль, он не хотел расстраивать маму — искренне любившая своих детей, она тяжело переживала разлуку и с сыном, и с дочерью, вступившими в Чёрный Совет и почти переставшими появляться в замке. Она была ещё молода, ей было всего сорок, но из-за болезненности, свойственной всем Забирающим Боль, о третьем ребёнке, который приглушил бы тоску по старшим детям, не могло быть и речи.

Да, не от Мирэда, совсем не от него зависела возможность проведать мать, но всё же в такие тёмные, глухие ночи как эту, он иногда чувствовал себя последним мерзавцем. Она ведь ждала его, ждала, а он так давно не был дома.

Глубоко уйдя в свои размышления, Мирэд понял, что произнёс последнюю фразу вслух, только когда ему ответили.