К тому времени, когда весь отряд был помыт и одет, к бухте подтянулось ещё несколько руссов, нёсших с собой пару крупных плоских раковин, на которых, как на подносах, лежал приготовленный для гостей завтрак. Он не порадовал, но Мирэд был готов к чему-то такому: специфического вида рыба, похоже сырая — в лучших традициях Аин-Зары, какие-то водоросли, невкусные уже на первый взгляд, и прочие мерзкие на вид дары моря, которые Мирэд недолюбливал. Но если он, более-менее привычный к подобным блюдам из-за выходок своей змеи, любящей проглотить что-нибудь малоаппетитное в качестве небольшой неприятной мести, съел свою порцию ненавистной рыбы, практически не кривясь, то остальным пришлось гораздо хуже.
Вард чуть ли не плевался, не пытаясь скрыть отвращения, и Мирэд даже привычно позлорадствовал по этому поводу; Фирэйн с вымученным лицом пытался проглотить единственный кусок рыбы, и по его глазам было понятно, что сейчас он готов в ответ скормить руссам одну из своих ядовитых настоек; Зенор недоверчиво ковырял зажатой в здоровой руке костяной палочкой, что заменяла здесь все столовые приборы разом, тошнотворно синюю водоросль, совсем не напоминающую зелёные нити на дне бухты, а Квэарр мужественно жевал зеленоватую икру с самой наилюбезнейшей миной на лице, обещающий руссам все муки посмертия.
Руссы этого, конечно, не заметили и, садистски подождав, пока вся принесённая еда будет съедена, с низким поклоном забрали у них раковины и жестами предложили следовать за ними. Повели их, вполне ожидаемо, к жилищу вождя Водного Вихря, но перед визитом к нему всё же разрешили зайти в их временное жильё, чтобы оставить вещи. Это заняло немного времени, и через несколько минут тёмные уже вновь стояли перед домом вождя. Днём он выглядел не менее впечатляюще, чем ночью, и Мирэд не мог этого не отметить.
Прямо перед порогом они совершили небольшое перестроение: Зенор со смехотворно, для знающих его людей, серьёзным лицом встал впереди их процессии, остальные выстроились за ним колонной по двое. Мирэд оказался в самом конце рядом с Фирэйном. Лекарь незаметно пил что-то из маленькой склянки, которую прихватил из «дома для гостей». Заметив его взгляд, он тихо шепнул:
— Сильно концентрированный мятный отвар. Успокаивает, да и перебивает вкус нашего чудеснейшего завтрака. Незаменимая вещь, — он достал из поясной сумки ещё одну склянку и передал Мирэду, — только не злоупотребляй ей, мелкий. Всего хорошо понемножку.
Мирэд благодарно кивнул, сделал один быстрый глоток и спрятал отвар в карман. Мята растеклась по языку горчащим освежающим привкусом. Аин-Зара в голове обиженно зашипела и недовольно стукнула его хвостом по плечу:
«Что сса гадоссть ты пьешь?»
«Привыкай, змейка. Теперь каждый раз, когда ты будешь есть сырую рыбу, я буду пить мяту. Пришёл мой черёд отомссстить тебессс».
Змея несильно, но ощутимо цапнула его за руку и сползла на песок, всем своим видом показывая, как разочарована подобной низостью с его стороны.
Зенор первым шагнул в дверной проём, занавешенный бусами из ракушек и полупрозрачных камней, сталкивающихся друг с другом и звенящих при каждом дуновении ветра.
Мирэд зашёл в дом в ряду последних, и не счёл нужным скрывать своё восхищение: вождю оно явно было приятно, а его расположение было бы весьма кстати, да и восторгаться действительно было чем. Всё здесь поражало своей необычностью. Мирэд, выросший в Каре, стране невероятно искусных мастеров — резчиков и ювелиров, что могли передать в одноцветном камне и горение огня, и шелест ветра, и плавное течение реки, никогда не думал, что увидит нечто столь прекрасное — божественное? поражающее? — в простой деревне почти первобытной расы.
Руссы, построившие этот дом, не нуждались в том, чтобы воплощать воду в камне — камня они не использовали. Если снаружи в стенах и крепились жемчужные раковины, то внутреннее убранство дома состояло из чистой воды. Мирэд вспомнил, что испытывал такой же душевный трепет лишь однажды, когда впервые шагнул из Шепчущего леса к Малахитовой Резиденции, выйдя к ней из чащи спустя три дня скитания между зовущими древними деревьями. Тогда он замер, заворожено смотря на игру закатных лучей в волнах Красной реки, и смог продолжить путь лишь с наступлением вязких мглистых сумерек.
Вода этого места была другой. Она не стояла на месте монолитным недвижимым сводом, она двигалась, не прекращая это движение ни на минуту, выводила немыслимые узоры на потолке, стекала водопадом по стенам, журчала, искрилась, играла с солнечными лучами, бросая на лица руссов и их гостей голубые блики, и полностью поглощала звуки извне. Казалось, что они находятся под водяной толщею на самом дне океана, что над ними километры воды, готовые при малейшем неосторожном движении обрушиться на голову и навечно погрести в своей пучине. От этого захватывало дух. Не хватало лишь снующих под водной гладью блестящих косяков рыб.