Руины веры

Райан в спешке не надел шапку, и сейчас отросшие темные волосы падают на глаза и прикрывают часть лица. Живи этот парень в Верхнем мире, с его природными данными и при должном уходе, у него бы не было недостатка внимания от представительниц противоположного пола. Да, “наверху” обращают внимание на внешность при выборе партнера, здесь же женщины в первую очередь думают: “А сможет ли он меня защитить?”. А если мужчина при этом выглядит, как мохнатая горилла и жертва осколочного взрыва — дело десятое. Впрочем, у Кесседи и в Нижнем мире должны быть неплохие шансы найти себе подружку.

Райан по-прежнему меня игнорирует, и у меня закрадываются сомнения в том, что он меня заметил. Но ведь так не бывает, правда? Значит, ждет, что пойму: мне здесь не рады, — и уйду. Но я не ухожу. Хочу быть в курсе того, что происходит, и получить информацию от Кесседи куда больше шансов, чем от Коэна.

И я просто хочу здесь быть.

Спустя несколько минут Райан тоже понимает, что упрямства мне не занимать, и поднимает голову. Его взгляд бьет по мне плетью, вызывая желание бежать и не приставать к человеку, который хочет побыть один. Но давать волю желаниям не в моих правилах.

Сколько ему? Восемнадцать? Девятнадцать? Сейчас Кесседи кажется мне старше, а в его взгляде такая тоска и бессилие что-то изменить, что и мне хочется выть на луну. Он просто смотрит на меня, предостерегающе, будто силой мысли хочет передать сообщение: “Не подходи и убирайся к чертям”.

Медленно бреду к нему, засунув руки в глубокие карманы штанов. Решаю для себя: если попросит оставить его одного вслух, то послушаюсь и уйду. Но Кесседи молчит.

Подхожу и тоже сажусь на остатки дивана, оставив между нами не меньше метра.

Некоторое время сидим молча. Райан докуривает одну сигарету, тушит ботинком, а потом достает следующую и прикуривает. Протягивает мне пачку, но я качаю головой: еще этой гадости мне не хватало. Он пожимает плечами и убирает сигареты обратно в карман.

— Фред прислал? — спрашивает, когда от сигареты остается половина.

Хмыкаю.

— Нет, добровольный порыв.

— Боишься, что поведаю ему, где догнал тебя ночью, — вопросительная интонация в голосе отсутствует, и я не могу понять, спрашивает он или утверждает.

— Хорошо бы не сказал, но если скажешь… нет, не боюсь, — говорю откровенно. Чего мне бояться? Если Коэн узнает — убьет, и дело с концом. Страхи меня не спасут и не помогут.

Жду, что Кесседи спросит, не шпион ли я, или на кого работаю, или с кем у меня была встреча прошлой ночью. Но Райан не задает вопросов, на которые заведомо отвечу ложью.

— Тогда что? — спрашивает он вместо этого. — Хочешь знать, что там произошло? — кивает в сторону дома. Волосы вновь падают на глаза, но Кесседи не убирает их, будто ему все равно.

— Скорее хочу знать, что произойдет, — отвечаю, — сюрпризы не люблю.

Кажется, мне удается его удивить. Он поднимает глаза и смотрит прямо на меня, ожидая объяснений.

И я говорю:

— Вы поспорили с Коэном о судьбе Пола. Пола арестовали, и теперь, наверняка, допрашивают. Сдаст ли он банду — вопрос времени. Сдаст. Не сдаст сразу — будут бить, не сдаст и тогда — попробуют подкупить, не купится — оставят на пару суток в камере с головорезами, истосковавшимися по женской ласке, — глаза Райана округляются с каждым произнесенным мною словом, то ли удивляется, откуда я знаю, то ли, что вот так спокойно об этом говорю. — Так что сдаст, — продолжаю под пристальным взглядом. — И ты, и Коэн это понимаете. И сюда нагрянут. Нас много, так что для надежности, скорее всего, и не станут пытаться брать живыми, пальнут из пушки по дому. Был дом — нет дома, а заодно и семьи Гвен нет: кто меньше знает, тот дольше живет. А потому у нас два варианта: каким-то образом с волшебными связями Коэна устроить так, чтобы Пол умер до того, как успел дать показания, либо срочно собрать вещи и бежать. Ты против убийства Пола, а Коэн — за. Разумеется, о спасении Пола речи не идет, это самоубийство.

Замолкаю, а Кесседи еще несколько секунд сверлит меня взглядом.

— Подслушивал? — делает он неверный вывод о причинах моей осведомленности. Видимо, что кто-то еще в этой банде умеет думать, ему непривычно.

Пожимаю плечами. Отворачиваюсь. Неуютно и даже неловко под этим прожигающим взглядом. Поднимаю из-под ног камушек и запускаю его в дальний сугроб.

— Зачем? — говорю. — Все и так ясно.

Сначала думаю, что Кесседи мне не верит и ломает голову над тем, каким образом мне все же удалось подслушать их разговор, но потом он шумно выдыхает и начинает тереть виски, будто у него сильная головная боль.

— Откуда ты такой умный на мою голову…

Усмехаюсь. Несмотря на смысл фразы, звучит она вполне дружелюбно.

Райан заметно расслабляется: не чувствует угрозы. Да и я ее от него точно не чувствую, что со мной случается редко. Он вытягивает ноги, усаживается поудобнее и вполоборота поворачивается в мою сторону.

— И какой вариант выбрал бы ты, умник? — интересуется.

— Будучи в банде две недели, навряд ли я имею право голоса, — отвечаю, не обращая внимания на ехидное обращение. — Но кое-что мне непонятно.