Руины веры

Стою в стороне, и собираюсь подняться вовнутрь с остальными, чтобы ничего не пропустить, но не успеваю сделать и шага, как в мое плечо впиваются жесткие пальцы, останавливая.

— Осматривался, значит? — впервые вижу ярость в глазах Кесседи. Причины моей задержки ему очевидны.

Что он подумал? Что я заодно с этими людьми? Что у меня какой-то коварный план?

И я делаю то, что могу позволить себе только с Кесседи, потому что думаю, что он поймет, — говорю правду:

— Райан, там женщины и дети.

Ярость исчезает, в глазах появляется понимание. Его губы произносят беззвучные ругательства. Пальцы на моем плече расслабляются, чтобы толкнуть в спину.

— Пошли, умник, живо, — тон такой, что спорить не хочется.

***

Пленник снова лежит лицом вниз, но на жестком полу у него, по крайней мере, нет шансов задохнуться. Крепко же его приложили по голове, что до сих пор не очнулся.

Когда мы входим, Коэн как раз стоит возле бесчувственного незнакомца, толкает носком ботинка в плечо, чтобы перевернуть на спину. Кривится, но в глазах восторг. Новая игрушка, как же.

Никто из членов банды теперь не спит. Кто-то вскочил, кто-то сидит на прежнем месте, вытягивая шеи, но не рискуя приближаться, чтобы не мешать главарю. Мышонок сверкает глазами из темного угла, даже у него на лице любопытство.

— Мы уже возвращались, — рассказывает Рид, — а тут этот. Ошивался за нашим бараком и хотел уже дать деру…

— Ну, тут я его и камнем, — вставляет Кир.

— Да, тут Кир его камнем, и потащили сюда. Местный?

Коэн качает головой:

— Был бы легальным жителем, горбатился бы сейчас на заводе, — главарь оглядывает “подданных”. — Кто-нибудь его видел раньше?

Все переглядываются и качают головами.

— Кесс? — не только я думаю, что Кесседи всегда знает больше остальных.

— Нет, — отвечает Райан.

— Я его видел, — вдруг раздается тоненький голос из угла.

— Ты? — Коэн презрительно щурится. — Откуда? — по крайней мере, не говорит “иди сюда”, и Мышу не приходится вставать.

— Я видел его, когда выслеживал Здоровяка Сида. Это из его банды.

Меня начинает подташнивать, когда вижу огонек азарта в глазах Коэна.

— Сида, говоришь? — разве что не облизывается от предвкушения.

— Угу, — испуганно подтверждает Мышонок, еще не понимая, что только что натворил.

— Олли, — коротко командует тем временем главарь, — свяжи-ка ему руки, и разбудим нашу спящую гостью.

Лучше бы камень Рида пробил незнакомцу голову.

Олаф достает из рюкзака веревку и с готовностью исполняет приказ. Уже через несколько минут запястья пленника надежно стянуты за спиной, после чего близнецы уже привычно подхватывают свою добычу под руки и опять тащат на улицу. Все расступаются, освобождая дорогу.

Каким-то образом Кесседи оказывается рядом со мной. Точно не моими стараниями.

— Сколько? — на грани слышимости персонально мне. Лицо и голос напряженные.

— Много, — шепчу. — Больше, но слабее.

Райан кивает и проталкивается вперед, больше не обращая на меня внимания.

Он меня не выдал. Опять.

17.

Близнецы ставят пленника на колени прямо в снег, а Олаф притаскивает полный котелок воды, полученной из растопленного снега, и выливает ему на голову. Хорошо, что не кипяток.

Незнакомец дергается, приходя в себя и захлебываясь. Мокрые неровно отросшие волосы облепляют лицо. Он широко раскрывает рот, словно рыба, выброшенная на берег, в попытке продышаться.

— Олли, — снова короткая команда.

Олаф ставит котелок на землю, приближается к пленнику и задирает его голову, ухватив за мокрые волосы.

Ежусь. Сегодня холодно, лицо пощипывает. Облить человека водой при такой температуре уже само по себе садизм.

— Ну, привет, — ухмыляется Коэн, когда взгляд жертвы становится осмысленным.

— Кто вы? — хрипит незнакомец.

— Нееет, — Коэн в эйфории от самого процесса, хотя тот еще толком не начался, — куда важнее, кто ты.

Парень (а пойманный молод, примерно ровесник Коэна, вряд ли старше) окидывает взглядом нашу банду, все члены которой, кроме Мышонка, столпились перед крыльцом. Бледнеет, а потом на его лице и вовсе отражается ужас, когда он встречается с кровожадностью во взгляде главаря.

— Я ничего вам не скажу! — в голосе паника, но решимость.

— Фил, — словно “фас” собаке, произносит Коэн. Олаф отходит, а Фил, сияя, как натертая лампочка, выходит вперед с длинным ножом в руке. — Лучше бы тебе быть посговорчивее, — продолжает главарь.

Пленник в ужасе вздрагивает, когда Фил подносит лезвие к его горлу, но решимость сохраняет.

— Режь! Не скажу!

Ноги становятся ватными. Хочу уйти. Вот просто развернуться и уйти, отсидеться в темном углу вместе с Мышонком. Но стою, как и остальные члены банды, нависая над беззащитным и связанным.

— Еще как будем резать, — с улыбкой сообщает Коэн. — Мне нужно знать, сколько вас, какие у вас с собой ресурсы: продукты, оружие? Ну же, упростим друг другу жизнь.

Парень поджимает губы и упрямо молчит.

Бросаю взгляд на Кесседи. Стоит чуть в стороне, сложив руки на груди. Лицо бледное, но равнодушное. Вмешиваться не станет. Ему не чуждо сочувствие, и то, что происходит, нравится не больше, чем мне, но Райан не из тех, кто совершает необдуманные поступки.