Руины веры

— Есть лазерная винтовка, — говорит Кесседи, — есть игольник, — при этом названии хочется поморщиться: самая дьявольская штука из всех существующих, убивает не мгновенно, а отправляет в тело человека десятки тончайших игл, которые продолжают перемещаться с каждым движением и за несколько минут превращают внутренности жертвы в пюре. — Есть плазменный пистолет.

Пожалуй, справлюсь со всем перечисленным, но лучше что-нибудь полегче.

— Пистолет, — отвечаю.

Мне хочется снова фальшиво подвернуть ногу, отравиться, покалечиться — что угодно, только не участвовать в этом. Но уже в тот момент, когда Кесседи задает вопрос, знаю, что встану, приму оружие и сделаю все, что от меня потребуется.

Райан еще несколько секунд прожигает меня взглядом, и мне снова кажется, что он против того, что происходит не меньше меня. Но все это может быть игрой и проверкой.

Никому верить нельзя.

Выдерживаю взгляд Кесседи, после чего он разворачивается и уходит к главарю.

18.

Он в моих руках, черный, холодный, блестящий в лучах заходящего солнца. Такой маленький и безобидный. И смертоносный, стоит нажать на кнопку.

Верчу пистолет в руках, привыкая к его весу. Ощущение, будто держу ядовитую змею. Швырнуть и бежать… Но не бегу, сижу на крыльце и рассматриваю предмет. Я возьму оружие и пойду туда, куда велено, но хватит ли мне духу выстрелить в кого-то по приказу? Не знаю.

Солнце вот-вот сядет, и Проклятые отправятся в “поход”, а я все еще не знаю, как поступлю. Спасти отца и вырваться отсюда — предел мечтаний, вот только я давно не умею мечтать. Чем большего ждешь, тем больнее падать. Падать ниже Нижнего мира некуда. А в своих собственных глазах?

Как всегда перед “делом”, у членов банды приподнятое настроение. Разговоры не смолкают, то там, то здесь слышатся смешки, отдающие нервозностью. Но глаза горят у всех, даже у Мышонка, который никуда не идет и остается охранять вещи. Не думаю, что мальчишка рад тому, что сегодня кто-то умрет, но ему приятно чувствовать себя частью чего-то целого — банды, его семьи.

Рука дрожит. То ли от злости, то ли от страха. Да, мне страшно, пусть никому в этом не признаюсь. Но поддаться страху — умереть прямо сейчас.

Слышу, как внутри канючит Фил, которому и Коэн, и Кесседи категорически отказались дать в руки оружие. Главарь зол, потому что именно из-за халатности блондина умер пленник. Райан… Думаю, понимает, что даже в руках Мышонка пистолет менее опасен, чем у задиры Фила.

Раздаются шаги, Коэн проходит мимо, громыхая тяжелыми ботинками по ступеням, и уходит за барак. Должно быть, справить нужду. Провожаю его взглядом. Ну вот и все, осталось совсем немного.

— Кэмерон! Это все ошибка! Не переживай, мы все исправим! Кэмерон! — кричит отец, когда его уводят в наручниках из зала суда.

Закрываю глаза. Стараюсь дышать ровно.

У всего есть своя цена. Я здесь только ради папы. Что мне Проклятые, что члены банды Сида? Я здесь с одной единственной целью. Все остальное — лишь средства к ее достижению. Я не лучше других, не благороднее, я никого не собираюсь спасать.

Тогда почему мне так тошно?

— Кэм, — шаги, а затем голос совсем рядом, — ты чего здесь?

И что Кесседи от меня нужно?

— Тут светлее, — отвечаю, взвешиваю пистолет в руке, — смотрю полноту заряда, прикидываю, на сколько трупов хватит.

— И? — интересуется спокойно, спускается на ступеньку, садится рядом. Инстинктивно отодвигаюсь.

— Если поставить в ряд, хватит на всех.

Райан некоторое время молчит, будто пытается понять, шучу ли. Не шучу. На грани истерики, но держусь.

— Мы никого не будем убивать, — говорит убежденно. Не сдерживаюсь, с губ слетает смешок. — Мы все обсудили, никаких лишних смертей, нам это не нужно, — продолжает. — Если люди Сида отдадут то, что нужно Фреду, он никого не станет убивать.

— С чего бы им что-то там добровольно отдавать?

— А с чего нашему пленнику, — он морщится при этом слове, и мне на мгновение кажется, что ему тошно от бессмысленной жертвы незнакомца не меньше, чем мне, — было бросаться на нож? Они дорожат своими.

Из-за угла выруливает Коэн, и Райан замолкает.

— Чего загораете? — хмыкает главарь, увидев нас на крыльце. На его лице даже намек на улыбку. Полон предвкушения.

— Да так, — Кесседи равнодушно пожимает плечами, — я вышел покурить, а Кэм любуется пистолетом, — любуюсь, как же. Киваю, подтверждая. — Хочешь? — предлагает главарю закурить.

Коэн дарит ему брезгливый смешок:

— Вот еще, травиться этой дрянью. К тому же мы идем туда, где дамы.

Все еще посмеиваясь, главарь проходит между нами по ступеням и уходит в барак.

Дамы…

— Все еще утверждаешь, что убивать не планирует? — бросаю Райану в лицо обвинение.

Кесседи качает головой и закуривает:

— Убивать — нет, — крутит сигарету в тонких длинных пальцах. Мне кажется, его отец был хирургом. В моем воображении именно такие руки должны быть у потомственного хирурга.

— Может, для этих женщин — это хуже смерти, — отвечаю придушенно и больше не смотрю на него.