Я специально поворачиваюсь к нему спиной, когда стою у двери Мерседеса, посылая ему тем самым не двусмысленное сообщение: «Я не боюсь тебя, гребаный ублюдок».
Когда я оборачиваюсь, смотря на него, мудак выглядит недовольным, что у него не получается запугать меня.
— Эй, чувак, какого хрена ты творишь? Я тебе сказал, что мне было сказано отогнать ее к заднему входу.
— Я не собираюсь отдавать тебе машину, ты тупой кусок дерьма. Я даю тебе три секунды, чтобы ты свалил отсюда, и, если к тому моменту, как я развернусь, ты будешь еще стоять здесь, я изобью тебя так сильно, что твое лицо будет напоминать воронку.
Парень в капюшоне издает смешок. Его зубы в ужасном состоянии. Его глаза красные. Ему нужна доза, и срочно. Последнее, что он может еще сделать, это просто уйти прочь. Но он тянется в свой карман и медленно достает длинный раскладной нож, серебристая сталь ярко поблескивает в темноте.
— Дерзкий богатенький придурок. Ты что думаешь, я, мать твою, не знаю, кто ты такой? Это моя работа. Я уже сказал Джерико, что угнал тачку.
Я бросаю взгляд на нож. Это опасная штука. Кажется, что он совершенно новый, и его ни разу не использовали. Или же этот говнюк чрезвычайно хорошо заботится о лезвии.
— Как ты, мразь, собираешься использовать на мне этот нож? — совершенно спокойно спрашиваю я.
Он хмурится.
— Что?
— Как? Как именно ты собираешься использовать этот нож на мне? Ты собираешься меня пырнуть под ребра? В шею? Или же в живот? Что будет дальше? Мне просто интересно.
— Я не знаю, придурок. Пырну туда, куда придется. Так или иначе, я завалю тебя, и ты умрешь. Будет лучше, если ты просто свалишь.
Если чему-то я и научился в колонии для несовершеннолетних, то это тому, что никогда не стоит убегать от борьбы. Ни за что, мать вашу. Это глупо, и мне известно, что это глупо, но моя гордость не позволит сделать мне этого. Я делаю шаг вперед, и мудак смеется. Это мерзкий звук, который эхом разносится по пустынной улице.
— Ладно, чувак. Отлично. Если это именно то, чего ты хо...
Я делаю стремительный выпад вперед, с вытянутым указательным и средним пальцем руки. Это быстрое, резкое движение, и оно определенно застает парня врасплох. Мои пальцы резко ударяют его в горло, нанося сокрушительный удар по его гортани в одно мгновение. Видите, в чем вся фишка. Когда эти уроды смотрят на меня, они видят большого, широкоплечего парня, который с виду кажется невероятно спокойным, и они делают соответствующие выводы. Они думают, что я медлительный. Им кажется, что меня будет легко свалить с ног. Только именно в этом вся неувязочка. Я невероятно быстрый. Я веду себя совершенно не так, как они ожидают. Я, как чертова змея, когда бросаюсь вперед, и в большинстве своем мое нападение смертельно.
Придурок теряет равновесие и падает. Его голова издает странный треск, когда он ударяется ей о тротуар. Я втягиваю вдох через стиснутые зубы, качая головой.
— Оооууу. Это кажется больно.
— Пошел в... задницу… чувак.
Он не может сделать нормальный вдох, он стискивает ладонью свое горло. И я рассеянно задаюсь вопросом, не нанес ли я ему серьезный вред своим ударом. Вы можете нанести непоправимый вред пищеводу, если ударите достаточно сильно в район горла. Этот удар может повлечь за собой серьезные последствия, в результате чего он будет питаться до конца своей жизни через трубку. Волнует ли меня, что этому ублюдку может понадобиться прямо сейчас трахеотомия [17] ? Мучает ли меня совесть за это? На оба вопроса один, черт побери, гребаный ответ — ни хрена подобного.
— Помоги мне... подняться, чувак, — хрипит парень.
Я скрещиваю руки на груди и пристально изучаю его в течение секунды. Он упал на спину, словно гребаный жук. Нож, который он держал в своей руке, лежит от него на расстоянии трех шагов, его рукоятка все еще немного покачивается, когда крупные капли дождя капают на его лезвие. Нет никакого смысла бить его еще раз. Он окончательно и бесповоротно вырублен и обезврежен. Я делаю шаг вперед и протягиваю ему мою руку. Он берет ее, и, когда я помогаю ему подняться на ноги, он делает невообразимую глупость. Он сильно размахивается своей другой рукой, рыча, как долбаный волк, устремляя медленный правый хук в мой висок.
Я быстро отпускаю его и блокирую удар, затем накидываюсь на него. Ему следовало бы принять помощь и просто исчезнуть. Ему следовало бы слиться и просто признать, что этот раз был не больше, чем неудачный опыт. Вместо этого, этот придурок испытывает мое терпение. Я ударяю его настолько сильно, что могу слышать, как его кости издают характерный хруст. Ноги ублюдка подгибаются, но каким-то образом ему удается выпрямиться и устоять на ногах. Хотя это ненадолго. Я вновь впечатываю удар кулаком в его лицо, и он падает на землю, отключаясь. Я медленно нагибаюсь над ним, хватая ладонью его за волосы, и вновь и вновь ударяю его головой об асфальт.