Но я не замедляюсь. Я вырываюсь от него и бросаю свою салфетку на стол. Я совершенно нахально выхожу из кабинки, оставляя Рука расплачиваться за ужин. Начнём с того, что это он привёл меня с собой в это богом забытое место, так что я не чувствую себя ни капли плохо из-за того, что заставляю его раскошелиться на ужин.
Я выхожу из обеденной зоны, проходя через тот же дверной проём, через который мы зашли, и оказываюсь снова в затемнённом коридоре. Я не обращаю внимания, куда иду. Я слепо спешу к выходу, проталкиваясь через двери, отмеченные сияющим неоново-голубым крестом...
...и резко замираю на месте.
Моя ошибка сразу же становится очевидной.
Тела...
Повсюду тела, обнажённые, одежда раскидана на полу. Комната наполнена бело-голубым светом, который подсвечивает изгиб голой груди здесь, сильную и мускулистую спину там. Сцена передо мной ничем не похожа на то, что я когда-либо видела раньше. Я замираю на месте, моё сердце сжимается и поднимается к горлу. Мужчина разворачивается лицом ко мне, и я изо всех сил стараюсь смотреть ему в глаза. Но это тяжело... его
— Если ты заходишь, красавица, закрой за собой дверь.
— Э... я... я не...
— Боюсь, она не идёт. Она не может заниматься сексом, пока не выйдет замуж.
Моё предплечье обвивает рука, и меня резко тянут назад. Я чуть не спотыкаюсь, но Рук держит меня, балансируя, чтобы я могла выйти из комнаты по своей воле. Он закрывает за нами дверь, жестоко усмехаясь.
— А я думал, вы скромница, мисс Коннор.
— Господи. Там нарушены примерно сотни санитарных норм.
— Наверняка больше. Но я не думаю, что Барбиери нужно переживать о внезапной проверке санитарного инспектора, верно?
Внутри меня поднимается какая-то истерика, постепенно накапливаясь, пока я больше не могу даже мыслить в верном направлении. Это самое странное свидание, на котором я когда-либо была, с самым странным мужчиной. Я закрываю рот рукой, пытаясь сдержать смех, который угрожает вырываться на свободу, но это не помогает. Он всё равно звучит.
— Думаю, кое-кто слишком много выпил, — говорит Рук, прислоняясь спиной к стене, засовывая руки в карманы.
— Не правда. Я выпила как раз достаточно вина, чтобы пережить этот странный вечер.
Рук качает головой.
— Как скажешь. Но я думаю, ты немного пьяна, Саша.
— Это не так.
— Я могу тебе это доказать.
— Как?
— Я могу подойти и поцеловать тебя. Трезвая Саша никогда бы этого не допустила, верно?
— Чертовски верно, не допустила бы.
Он отталкивается от стены, его лицо становится очень-очень серьёзным. О боже, он серьёзно.
Он на самом деле попытается меня поцеловать. Мой смех затихает.
— Не надо, Рук.
Между нами остаётся два шага. Один шаг.
— Рук, я серьёзно.
Уже меньше шага. Я прижимаюсь спиной к стене, пытаясь слиться с кирпичом, но этого не происходит. Внезапно его грудь прижимается к моей, его руки хватают меня за бёдра, притягивая к нему. Его тёмные глаза не моргают, в полной боевой готовности, сосредоточены на мне со страстью, от которой мне хочется отвести взгляд. Я не понимаю, как он смотрит на меня прямо сейчас. Будто раньше его сдерживали. Будто в любой другой раз он смотрел на меня с этой игривой, дикой улыбкой на лице, которой показывал мне только часть себя. Здесь и сейчас, он смотрит так, будто раскрывается, показывает мне, какой он на самом деле яростный и опасный.
—
— Мы сделаем это всего раз, — говорит он. — Так что подумай секунду, Саша. Я тебя поцелую. Если ты не хочешь, чтобы мои губы были на твоих, а моё тело прижималось к твоему, то скажи это сейчас, и я никогда больше тебе не позвоню. Но если ты хочешь этого, если перспектива того, что мои руки запутаются в твоих волосах, а мой язык окажется у тебя во рту, заставляет твоё сердце биться чуть быстрее, то вся эта остальная чушь должна прекратиться. Ты меня слышишь? Ты понимаешь меня?
Он говорит со злостью, а я продолжаю смотреть на него. Моя рука по-прежнему зажата между нашими телами, прижата к его груди, и я чувствую, как равномерно, решительно его сердце стучит в грудной клетке. У меня такое ощущение, будто в
— Да, — шепчу я. — Я понимаю.
Рук прижимается ко мне, притягивая меня ближе. Он наклоняется, касаясь моего лба своим, и я парализована. Следует ли мне его остановить? Следует ли сказать ему отпустить меня? Только в самую последнюю секунду я принимаю решение. Я не хочу, чтобы он отпускал меня. Я хочу почувствовать его губы на своих и его руки в своих волосах. Я хочу больше, чем это. Прости меня, господи, но я хочу.