Читаем Рук Твоих жар (1941–1956): Воспоминания полностью

Высококультурный, сдержанный, хорошо воспитанный, он был блестящим администратором и деловым человеком в хорошем смысле этого слова. Он был всегда очень популярен среди духовенства. Менее популярен среди народа. Его уважали, но поклонников у него не было. Отталкивала суховатость. Он не был массовиком — проповеди его напоминали скорее урок: очень продуманно, четко, ясно, но без всякого пафоса, без всякого энтузиазма.

Он хорошо управлял остатками питерской епархии, однако, в его управлении епархией не было размаха, не было широты. В частности, Владыка упустил возможность открыть ряд питерских храмов, в том числе Казанский и Исаакиевский соборы, которые власти предлагали отдать при условии, что будет произведен ремонт. Митрополит отказался, ссылаясь на отсутствие средств.

Как старый деятель духовного просвещения. Митрополит Григорий был назначен председателем учебного комитета при Патриархии. И здесь есть много оснований помянуть его добром: он сделал очень много для подготовки преподавателей, для изготовления учебных пособий, для налаживания учебного процесса.

В то же время он не давал хода церковным стукачам, и при нем духовно-учебные заведения сохраняли довольно порядочный уровень.

Среди остальных епископов выделялся архиепископ Лука (профессор Войно-Ясенецкий), знаменитый хирург, принявший после революции священство.

Архиепископ Лука — один из самых выдающихся деятелей Русской Православной церкви и русской науки — еще ждет своего жизнеописания. В настоящее время имеется его биография, написанная писателем Марком Поповским, известным популяризатором достижений русской науки, но она до сих пор не увидела света. Теперь Марк Поповский находится за границей, и мы от души желаем, чтобы его монография была здесь опубликована как можно шире.

И наконец последний щекотливый вопрос. О стукачах. Об агентах органов безопасности, наводнявших церковь.

Помимо официальных руководителей в каждой епархии был патентованный, почти официальный представитель органов в рясе.

В Москве таким представителем был уже неоднократно упоминавшийся в этой работе Николай Федорович Колчицкий, открыто заявлявший, что у него нет секретов от Сталина, являвшийся к архиереям с требованиями об отставке, проводивший линию МГБ — затем КГБ.

В Питере таким человеком был протоиерей Поспелов, выступавший на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля обвинения, доносы которого на ряд лиц (в частности, на епископа Исидора Рижского, тогда протоиерея Рождественского, оформленный как рапорт на имя Митрополита Григория) мне самому приходилось держать в руках.

В Киеве эту роль играл глубоко презираемый духовенством и народом протоиерей Скоропостижный.

Что касается рядового духовенства, то обычно из трех священников, служивших в каждом московском храме, один был связан с органами.

В то же время среди духовенства было много хороших, глубоко верующих людей, которые высоко несли факел веры и отдавали все силы служению Церкви.

В народе в это время была сильная религиозная волна, все храмы были переполнены, миллионы людей приходили во вновь открытую Лавру к мощам Преподобного Сергия, к прославленным иконам Божией Матери, к великим святыням Русской Земли, огромные толпы простого народа приступали к Святой Чаше, переполняли храмы в дни Пасхи и других торжественных праздников.

И неразмыкаемый круг, созданный Сталиным, размыкался. Стихийный всенародный порыв к Христу был столь силен, что здесь ничего не могла сделать даже сталинская жандармерия.

Глава десятая

Верный знак

«Есть верный знак, что мы внутри

Неразмыкаемого круга».

А. Блок

Неразмыкаемый круг я ощутил в первые дни 1948 года. До этого все было как будто благополучно. Работал в двух школах. В 116-й школе рабочей молодежи в Марьиной Роще, — это мой дом, моя вотчина, моя резиденция. Здесь все свои: и директор Наталья Георгиевна Праздникова — совершенно свой человек, с ней и поругаемся, и помиримся, и поделимся, если какая невзгода; и учителя — с некоторыми из них завязалась дружба на всю жизнь. Близкими людьми остались до самого моего выезда из России. И ребята — все рабочие парни и девушки. Хорошо.

Вторая школа, на 3-й Мещанской, поближе к центру, — здесь ребята и девушки — мелкие служащие; директор и учителя посуше, побюрократичнее; попадаются среди учителей неприятные.

Работая в двух школах, между делом написал диссертацию: «Белинский и театр», представил ее в ГИТИС — Государственный Институт Театрального Искусства.

Диссертация так себе. Работал над ней спустя рукава. Главное дело другое — три года серьезно занимался богословием.

Подружился с одним студентом Духовной Академии. Он в Москве, теперь старик (старше меня на десять лет). Пощадим его старость, не будем называть имени. А хороший человек и очень талантливый. Обстоятельства помешали ему в полной мере развернуть свой незаурядный талант мыслителя и богослова. С его помощью прошел весь курс Академии, готовился к экзаменам, проверял себя неоднократно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Воспоминания

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное