Рук Твоих жар (1941–1956): Воспоминания

С Кривым связан резкий поворот в моей лагерной судьбе. Летом пятидесятого года, рано утром, он неожиданно приходит ко мне:

«Сейчас я иду на этап, сказал нарядчик».

«Куда?»

«Говорят, на четверку».

Четверка — это командный лагпункт. Простились. А 15 декабря неожиданно и я попадаю на этап, по спецнаряду на четверку. Что такое! Приезжаю. Разыскиваю Шолома.

«А, вы уже приехали?»

«Как видите. А вы что, меня ждали?»

«Да».

И тут выясняется целая история. Местный начальник санчасти решил окончить десятилетку. Разыскивает учителя русского языка. Кривой по формуляру числится учителем: он преподавал немецкий язык в школе. Зовет его.

«Не можете ли преподавать литературу?»

«Нет. Я сам плохо говорю по-русски».

«А не знаете ли вы где-нибудь здесь учителя русского языка? Он, может быть, где-нибудь на общих работах. Я его вызову сюда, устрою. И ему хорошо, и мне».

«Знаю. Он работает в санчасти на 12-м».

«А, так это наш, медик. Устрою ему спецнаряд».

Сказано — сделано. Через несколько дней я на столичном лагпункте — четвертом. А на другой день я уже познакомился с моим новым учеником.

Меня помещают в стационар. Затем я статистик санчасти. И в роли Жуковского. Воспитатель наследника престола.

Много было курьезов в наших взаимных отношениях с моим учеником. Много анекдотов возникало на почве этих своеобразных отношений. Интересно бы о них рассказать. Но неудобно. Он жив, теперь уже на пенсии, живет в одном из больших городов. Прикусываю язык. Педагогическая этика.

Лагпункт — столица Мехренгского отделения. Выражаясь официальным языком: головной лагерный пункт. Здесь мне стала более ясна механика лагерной жизни.

Первая черта, которая сразу бросалась в глаза, — наглый паразитизм верхушки. Начальник лагеря что-то делал (хозяйственник). Оперуполномоченный «кум» был чем-то занят (местный начальник лагерного МГБ; насколько целесообразной была его «благородная» деятельность, это другой вопрос). Но вот целая категория лиц, абсолютно ничем не занятых: начальник спецчасти (он вел картотеку заключенных. Зачем? Ведь этим занимались и оперуполномоченный, и начальник, лагпункта. Причем и эту несложную работу делал за него заключенный); начальник КВЧ (культурно-воспитательная часть) вообще ничего не делал — газеты и письма выдавал за него заключенный; считалось, что он цензурирует письма, но и это делала одна женщина, лагерная работница. Начальник санчасти — совершенно надуманная должность. В стационаре работали два врача, одна вольная фельдшерица, две заключенные фельдшерицы, статистик-заключенный. Начальник только лишь иногда подписывал отчеты, которые изготовлял статистик.

Далее, главный бухгалтер — вольный. Абсолютно ничего не делал, все делали заключенные-бухгалтеры. Заместитель начальника лагеря — опять надуманная должность. В лагере производство на семьсот человек, тут и одному начальнику нечего делать.

Итак, пятеро здоровых молодых мужчин, от 30 до 40 лет, совершенно ничем не занятых. Между тем они получали оклад зарплаты в 2000 рублей (по теперешнему 200 рублей), да 1000 рублей надбавки за чин, да 500 рублей надбавки за опасность работы (с заключенными). Итак, 3500 (по-теперешнему 350) рублей. Далее, бесплатное жилище. У каждого был дом со службами. Каждый имел хозяйство: огород, который обрабатывали заключенные, домашний скот — козы и свиньи, которых кормили отходами с лагерной кухни. Бесплатное обмундирование.

Средний уровень — среди них не было ни одного образованного человека, никто из них ничего не знал, кроме «Краткого курса истории ВКП(б)», и то только до 4-й главы о диалектическом материализме; добравшись до нее, все они тонули в этой «бездне мудрости», и никто не мог ее одолеть.

Далее шли надзиратели. Эти работали. Приходилось иметь дело с блатными, действительно рисковать тем, что могут разбить голову. Положение их было неважное, в соответствии с принципом «Кто работает, тот не ест», — жили в холодных похищениях, зарплата грошовая, вечно озлобленные, ищущие, на ком сорвать злобу. Но бывали и добродушные, которые брали с заключенных грошовые взятки, смотрели сквозь пальцы на проделки заключенных.

Не то — старший надзиратель, «архиепископ», по терминологии Павла Макаровича; это обычно неглупый, практичный, напористый мужик, обеспечен лучше других надзирателей.

Заключенные.

Прежде всего «придурки», к которым принадлежал одно время и я: работники санчасти, счетоводы, бухгалтеры. Среди них изредка попадались интеллигентные, приличные люди, но редко, а так обычно люди мелкие, лживые, интриганы и стукачи. Народ мало приятный.

Что касается других заключенных, то основная масса — бытовики. Это люди, сидящие по бытовым статьям.

Прежде всего так называемые «указники», отбывающие наказание по Указу от 6 июля 1947 года о борьбе с хищением социалистической собственности. Среди них очень мало действительных преступников.

Например, парень восемнадцати лет нарвал яблоки в совхозном саду. 20 лет лагерей. Если бы в саду колхоза — было бы 5 лет. Колхоз — это общественная организация, а совхоз — государственная.